Трясина
Шрифт:
— А как пан полковник смотрит на дальнейший ход военных действий? — спросил пан Длугошиц, опершись гладко выбритым подбородком на руку; на его лице блуждала самодовольная улыбка.
При этом пан Дембицкий и его слушатели взглянули на молчаливого человека, находившегося в их компании. Он казался здесь чужим, безучастным к общему разговору. Среднего роста, широкоплечий и мешковатый, он всем своим видом показывал, что не принадлежит к родовитой знати. Его задумчивые глаза были сосредоточенны. Но далеко не все, о чем он думал, можно было здесь
Выразительный взгляд, брошенный панами на Галинича, заставил его помимо воли высказаться.
— Мы, белорусы, очень ценим демократизм новой власти и будем на нее ориентироваться.
— Безусловно, — подтвердил Галандзевский.
Панам не очень понравилось, что Галинич ставил на одну доску белорусов с новыми властителями, но, как прожженные политиканы, они решили сейчас об этом умолчать и только кивнули в знак согласия.
В заключение Галинич дал обещание в дальнейшем поддерживать новую власть всюду, где ему представится возможность.
Паны высказали свое удовлетворение. Но все-таки они были не совсем спокойны: И это беспокойство отчетливо слышалось в словах пана Крулевского.
— Однако мужики бунтуют. Что это будет?
Пан Дембицкий слегка нахмурился.
— Пустяки! — бросил он пренебрежительно.
Неприятно было ему сейчас говорить о мужиках, тем более, что они орудовали в лесах. Это обстоятельство несколько напоминало панам недавние дни, когда они сами вынуждены были прятаться в лесах.
— Это не пустяки, пане Дембицкий, — осторожно возразил адвокат Ладунский. — Я опасаюсь, что недооценка силы мужицкого мятежа может принести много неприятных сюрпризов. Восстание крестьян — это проявление того же большевизма, того начала, которое таится внутри человека, и особенно в мужицкой натуре. Под знаменем большевизма и под непосредственным руководством большевиков вспыхнули восстания крестьян, и в этом их опасность. В чем сила большевизма? В его лозунгах, рассчитанных на мужицкую натуру и понятных мужикам.
— А! — откликнулся один из помещиков. — Пан Ладунский напуган большевиками и считает их большой силой.
…А музыка гремела. Гости сели за стол. Шумно было за столом у пана Длугошица под охраной легионеров. Провозглашались тосты в честь именитых гостей и их покровителей, а также в честь красивых женщин.
22
Договориться с Савкой Мильгуном взялся Сымон Бруй. Однажды в сумерках он направился к Савкикой хате. Войдя туда, он в удивлении остановился на пороге: в хате никого не было. Он уже хотел уходить, когда с печи послышался голос:
— Кто там?
— Это ты, Савка? — спросил Бруй.
— Я, — откликнулся Савка, не торопясь сойти с печи; в хате было холодно.
— Здорово, Савка! Что ты там поделываешь?
— Да вот лежу — и думаю.
— Ну что ж, и это работа, когда нет ничего лучшего. О чем же ты думаешь?
Бруй подошел ближе к печи. Савка сделал движение, собираясь
— Думаю, чем бы мне заняться. Надо же что-нибудь делать, да вот пока никак не придумаю.
При этом у Савки пронеслось в голове: «Интересно, с чем ты пожаловал?»
— Голова ты садовая! Работы себе не найдешь! Да ты не любишь работать!..
— Как это «не люблю»? Смотря какая работа.
— Смешно говорить, что нельзя работу найти.
«Не пришел ли ты меня завербовать, — мелькнуло в голове Савки. — Нет, к тебе я спину гнуть не пойду».
— Человек ищет работу по себе, — сказал он вслух.
— Лодырь ты, Савка, вот что я тебе скажу. В такое время и не найти себе занятия!
— Ну, к примеру, какое?
Савка сделал решительное усилие и сел. Видно, Бруй собрался предложить что-то стоящее внимания.
— Ты мне вот что скажи, — деловым тоном сказал Бруй, — к какой ты партии принадлежишь?
— Партии? — Савка с недоумевающим видом почесал затылок.
— Ну, за кого ты стоишь?
— Я?.. Ни за кого. Сам за себя стою.
— Вот это и нехорошо. Если ты ни за кого не стоишь, значит, и за себя не стоишь. Посмотри как ты живешь: холодно, темно, пусто…
— Ну, так не всегда бывает, — возразил Савка, — когда пусто, а когда и густо…
— Слушай, Савка: есть одно дело, возьмись за него. Жалеть не будешь… Как раз и выйдет густо.
Савка почувствовал, что клюет.
— Говори какое.
— Сделайся партизаном.
Савка немного подумал, а потом отрезал:
— Не хочу.
— Да ты не знаешь, в чем тут соль.
— Соль хороша, когда есть что солить, — заметил Савка, а про себя подумал: «Затеял ты, братец, хитрую штуку. Чую, что сальцем пахнет».
Сымон Бруй обиделся:
— Если ты не хочешь даже узнать, в чем дело, так нам и говорить с тобой не о чем.
И он умолк. Молчал и Савка. Он размышлял так: если Бруй соберется уходить, я его окликну. Но Бруй не уходил.
— Отчего огня не зажигаешь?
— Дети у соседей, жена к родным пошла, а мне огонь не нужен, пока не надумал, что делать.
— Ну и тугодум же ты!
— Мысли всякие бывают.
— Так не хочешь быть партизаном?
— Нет, не хочу. — Видно, ему наскучила эта игра в прятки, и он прибавил: — Говори просто и не хитри, пане Бруй.
— Так слушай. Мы на тебя обиды не имеем. Чем ты там занимался — не знаем. Делить наше хозяйство ты не собирался. Но были такие, что уже протягивали руки к нашему добру. Теперь они прячутся в лесах и собираются в шайки. А из этого ничего хорошего не выйдет. Порядок должен быть. Вот бы ты и взялся за ними последить. Для этого тебе и надо партизаном прикинуться. Тебе они поверят, а воевать не обязательно. Только разведай, где они скрываются, что думают делать, и расскажи об этом войту Василю Бусыге. Вот и вся твоя работа. А заработаешь на этом неплохо: хлеб будет, и деньги, и ни в чем у тебя недостатка не будет.