Трюкач
Шрифт:
(Вас что-то смущает, Виктор?).
– … это наш бухгалтер. Высочайшего, класса. Немного освоитесь – подберем вам собственного.
Ломакину снова стало жарко, а значит поползла краска стыда (чего стыдиться-то, Алескерыч!). И он вильнул в сторону, однако по теме:
– А что производит ваша фирма?
– Наша фирма – производит хорошее впечатление! – дожидаясь-дожидаясь и дождавшись, рекламно отрекомендовался генеральный директор «Ауры плюс» Евгений Павлович Солоненко.
… впечатление! – запоздав, но подхватив, совпал в коде господин Ровинский.
А
КАДР – 5
Что производит фирма, помимо хорошего впечатления, так и осталось загадкой. Но Ломакин особых умственных усилий, дабы разгадать, и не прилагал.
Время от времени на столе генерального выставочно возникали суррогатно-шоколадные батончики в цветастой фольге с арабской вязью, нуингам шариками-подушечками-фиговинками… леденцовые мужские гениталии (очсмешно!).
Или водка. «Асланофф», «Николски», «Орлофф», «Романофф», Горбатшофф». Или пластмассовые фугасы всех радужных оттенков. Лимонад: киви-грейпфрут-апельсин-банан-серобурмалин.
Едой, что ли, торгуют? Во-во, как (дословно!) зазывают в бесплатных листовочках: «Вам будет предоставлена неповторимая возможность ознакомиться с результатами употребления этих продуктов!» Результат употребления продуктов всегда один – не забудьте спустить воду. Ну да употребить сами продукты – ни в коем случае! Строго возбраняется! Только не вздумайте ничего хватать- это образцы!
А то вот еще обувка возникала: женские сапоги, босоножки, мокасины. И все – на левую ногу. Чтобы, значит, никто не покусился. Зачем искушать, персонал!… Уж не филиал ли бравых иносказателей: «Мы обуем всю страну!».
Посуда тоже… Стеклянные сервизы под перламутр, под черненое серебро, под золото с прожилками. Жуть!
Какое все это отношение имеет к Кино?
Никакого! Почему все это должно иметь отношение к КИНО?
Однако… «Час червей»…
«Час червей», ну? И?… Приобрели для вас всю необходимую аппаратуру? Взяли себе на баланс? Работайте, работайте! И не мешайте другим.
Не буду. Мешать. А работать – еще бы!
Но Ломакин немного по-другому все себе представлял. Общее дело, спайка, единение, бросим все силы на!…
Ой, перестаньте! Тут столько общих дел, столько всех сил!
Как угодно, господа. Однако странно…
Особых почестей, знаков внимания, благоговейного шепота за спиной Ломакин и не предвкушал, однако… странно…
Впрочем, Солоненко ежедневно наведывался, ободряюще скалился и неизменно выражал радость от общения:
– О! Наш супермен! Вникаешь?… Осваиваешься? Давай-давай! – Подражая рекламному ролику «Сникерса»: – Ведь ребята на меня рассчитывают!
– И то-о-олстый, то-о-олстый слой шоколада! – ответно скалился Ломакин.
Они перешли на «ты». Солоненко нарек его в быту Суперменом (это, мол, тебе не по крышам скакать, накось вникни в банковские документы) Ломакин в отместку нарек благодетеля Слоем (это, мол, я освою, вникну, а ты накось попробуй с колобковым пузом хоть пять раз от пола отжаться).
Иногда и тоже часто на пороге представал
С Антониной действительно пришлось общаться тесно, вплотную. Но – по работе. Но – на работе. Она была подчеркнуто нейтральна, растолковывая: банковская карточка, подпись, НДС, федеральный налог. В принципе, азбука. Но для Ломакина – китайская грамота… Скорей бы уж Слой дал ему бухгалтера, на которого всю эту тягомотину свалить бы!
Э, нет! Повремени, Слой. Появится у Ломакина свой бухгалтер, и Антонина уйдет… недалеко, к себе, в кабинет, но – уйдет. Пусть не уходит. Пусть всяческое терпение кончается у Ломакина: хватит, надоело бумажки изучать, кино пора снимать, давно пора!
У Антонины терпение, надо признать, адское. Или райское?
Она ни разу не повысила голос, не выказала раздражения, не фыркнула: мол, безнадежен. Нейтральна. Разве только однажды, полуужаснувшись-полуумилившись, полушепотом вздохнула:
– Какая ты все-таки бестолочь!
И Ломакин, ощутив тепло, потянулся к ней.
Но Антонина непринужденно отсела, будто не поняла или не заметила.
И Ломакин – вовсе он и не к ней потянулся, вовсе он и потянулся за глянцевитым проспектом. На презентациях компаний подобные проспекты раздают пачками. На хрена они нужны?
На хрена Ломакину глянцевитый проспект?
Он с насекомным треском раскрыл «меловку» и, как последний Ржевский, удивился: о! И в полный голос прочел:
– Программа ДЖОПП! О! ДЖОПП! Программа, разработанная ЕЭС для субсидирования компаний при проведении исследований рынков, разработке технико-экономических обоснований… и так далее, и так далее. Угу, угу… Тоска-а-а!… Слышь, Ниннниколавна, а мы как? Мы – в ДЖОППе?
– Я – нет, – с нажимом сказала Антонина, – Отвлекись, от ДЖОПП… пы, собери мозги в кучку. Тебе ведь кредитоваться, не мне!
– Не хочу. Хочу есть. Пошли перекусим.
– Не заработал еще. A-а, пошли!
– Слышь, Ниннниколавна, чем все-таки фирма зарабатывает? – праздно любопытствовал в который уж раз Ломакин, подавая пыльник, приобнимая за плечи.
– Чем она только не зарабатывает! – праздно удовлетворяла любопытство в который уж раз Антонина и уходила от объятий. В который уж раз уходила! От объятий.
Да что такое! Или глюки у Ломакина были – в Доме кино? Или не угодил брутально? Или она конспирируется при Солоненко? Что за отношения у нее с генеральным директором? Неужто?… Вряд ли, вряд ли. Хотя, даже будучи бестолочью в коммерции, Ломакин осознавал: у главы фирмы должен быть бухгалтер, который предан и душой, и… телом. Представьте себе, представьте себе! Нет, даже при очень богатом воображении, – не представлялось. Где Слой и где Антонина!