Трюм и палуба
Шрифт:
Расталкивая толпу, сапожник подбежал к худощавому рабу, шедшему с краю. Его ноги были скованы цепью, середину которой подтягивал ремень, привязанный к поясу, чтобы цепь не волочилась по земле.
– Брат Тетриний, возьми пирожков, луку, чесноку. Я успел их занять у соседа-пирожника. Почему такие несчастья свалились на твою голову? За что боги наказали тебя?
– Не боги, а жадность Калигулы. Он готов продать в рабство всех римлян, чтобы получить новые деньги для своих пиров.
Крики надсмотрщика и удар плетью отогнали сапожника от его брата. Угрюмые рабы шли тяжелыми шагами и пели:
Не ждите нас, отецДлинная вереница рабов под конвоем вооруженных всадников подошла к небольшому озеру, расположенному у подножья горы Артемизии, заросшей приземистыми соснами.
Озеро находилось в котловине, окруженной невысокими горами. Разноплеменные рабы всех оттенков кожи, теперь покрытые дорожной известковой пылью, казались одинаково серыми. Большинство бросилось к воде, чтобы смыть с себя грязь и освежиться. Некоторые, усталые и больные, бессильно растянулись на земле.
Тетриний, искупавшись в прохладной воде глубокого озера и почувствовав себя бодрее, стоял на берегу. Его взгляд ощупывал окрестные хребты, вьющиеся по ним тропинки, и мысли о новом побеге волновали его.
На озере Зеркало Дианы уже стояли близ берега шесть разукрашенных нарядных кораблей. Один из них, поврежденный в пути, слегка накренился, и толпа рабов возилась около него, гулко колотя молотками, исправляя поломанный борт.
В стороне протянулось по склону горы бедное горное селение с приплюснутыми хижинами, сложенными из камней и покрытыми хворостом. Жители-пастухи, одетые в бараньи шкуры и грубые коричневые шерстяные плащи, глядели расширенными, блестящими от удивления глазами на шумную пеструю толпу, все прибывавшую к берегам обычно тихого, безлюдного озера. Со всех сторон подходили преторианцы [4] в блестящих медных латах, бесчисленные служащие и рабы, которые вели лошадей, мулов и ревущих ослов. Всевозможные колесницы, двух– и четырехколесные, подвозили знатных патрициев и их семейства. Гости направлялись, чтобы переодеться, к нарядным пестрым палаткам, заблаговременно разбитым вдоль берега.
4
Преторианцы – гвардия римских императоров.
Через некоторое время вспомнили о рабах; им были выданы вареные бобы, по куску хлеба и кружке вина с уксусом. Затем их погнали на корабли, разукрашенные гирляндами цветов и разноцветными флажками, трепетавшими от ветра. Пока двести рабов по очереди гуськом спускались в трюм через небольшой люк, Тетриний рассматривал убранство корабля. На палубе были устроены красивые киоски и арки, а под ними находились скамьи, покрытые дорогими цветными тканями. Виноградные кусты и плодовые деревья со спелыми фруктами были живописно размещены в разных местах, скрывая певцов и музыкантов. Середина палубы была затянута громадными восточными коврами.
Удары бича по голым плечам заставили Тетриния быстро нырнуть в черное квадратное отверстие люка. По узкой лестнице он спустился вниз. После дневного света ему сперва казалось, что он попал в полный мрак, но слабый свет проникал сквозь заделанные железными прутьями отверстия в борту корабля, из которых высовывались висящие на ремнях рукоятки ста семидесяти весел. Пять рядов скамеек, один
Несколько кузнецов с щипцами и молотками подходили по очереди к каждому из гребцов и приковывали короткой цепью одну ногу к толстому поперечному брусу, на котором держались скамейки.
Так как Тетриний был римлянин, его оставили для посылок. Большинство рабов были чужеземцы, плохо понимавшие латинскую речь, и их загоняли, как скот, с помощью бичей. Около двадцати рабов были оставлены неприкованными, чтобы сменять во время гребли выбившихся из сил.
На возвышении посреди трюма стоял гортатор [5] , который ударами железного молотка по столу должен был выбивать такт для ровной гребли. По окрику гортатора все гребцы положили руки на тяжелые, налитые свинцом рукоятки весел и оставались в напряженном положении, ожидая команды. Сквозь палубу до них доносился шум прибывающих гостей, топот пробегавших матросов, крики команды.
5
Гортатор – надсмотрщик.
Загремели удары в медные щиты, запели трубы, давая императорские сигналы, и раздались громкие приветственные крики. Рядом подплыл и остановился корабль, на котором находился сам цезарь.
Сквозь железные прутья люка Тетриний увидел множество нарядно одетых патрициев в белоснежных тогах с пурпурной каймой. У всех на головах были надеты венки. Впереди стоял император – высокий молодой человек, очень тучный, но с истощенным лицом, в красной одежде, расшитой золотом. Его высокий лоб был полузакрыт венком. Глубоко сидящие глаза лихорадочно и недоверчиво осматривали окружающих. Прицепленная золотая борода придавала ему вид актера.
Рядом с ним стоял большой жеребец с гривой, заплетенной в мелкие косички, перевитые цветными лентами, с позолоченными копытами и драгоценным ожерельем на шее.
На спину жеребца была накинута белая тога сенатора, окаймленная пурпурной полосой. Два старых патриция стояли по сторонам коня и держали золотые цепи, прикрепленные к недоуздку. Конь похрапывал, перебирая ногами по мягкому ковру, и косился блестящими глазами на огни, пылавшие в железных корзинах, возвышавшихся на подставках около бортов.
Присутствовавшие гости проходили по очереди сперва мимо жеребца, кланяясь ему, как высокому сановнику, и восклицая: «Привет коню цезаря, сенатору Инцитату!» – затем приближались к Калигуле.
Цезарь протягивал очень тонкую, несмотря на его тучность, руку, и патриции, подобострастно наклоняясь, подходили и целовали ее. Когда к императору склонился старый центурион Херея, с косым шрамом через все лицо, протянутая рука Калигулы вдруг вцепилась в седую голову и вырвала несколько волосков.
– Смотрите, – воскликнул с деланным хохотом император, – я у него вырываю волосы, а он остается таким же спокойным, как всегда!
Центурион побледнел, шрам на его лице побагровел, но Калигула в выражении лица старого воина не мог найти ничего, за что бы он мог обвинить его, и, махнув рукой, разрешил ему отойти.
Тетриний, получив удар по ногам, отскочил от люка. В трюме стало крайне душно. В нескольких местах раздавались крики:
– Бибэре! [6]
6
Бибэре – пить (лат.).