Тщетная предосторожность
Шрифт:
– Это «Березы», – тихо сказала Синтия. – Раньше принадлежала нашей семье. Моя вилла – часть усадьбы.
– «Березы», – повторила Сара. – Прелестное название, и что за великолепный дом! Как ты могла расстаться с ним?
– Пришлось.
– А кто купил?
– Один человек, его зовут Роберт Шелфорд.
– Очень богат, должно быть? Старик?
– Нет.
– Женат?
– По-моему, нет…
Сара загорелась интересом.
– Надо с ним познакомиться. От виллы туда далеко?
– Чуть больше мили.
Сара внимательно поглядела на подругу:
– Дорогая, у тебя такой вид, будто
– Ничем. Просто мистер Шелфорд меня не интересует.
Сару нелегко было провести.
– Ты не умеешь врать. Может быть, ты к нему испытываешь неприязнь, но уж никак не безразличие. Я хочу с ним познакомиться!
– Вряд ли это возможно… во всяком случае, до твоего отъезда.
Сара улыбнулась веселой, озорной, обескураживающей улыбкой и многозначительно бросила:
– Посмотрим…
Глава четвертая
Роберт Шелфорд через парадную дверь вошел в огромный холл, постоял, полюбовался панелями резного дуба, витражами высоких окон с геральдическими изображениями, зеркалами в золоченых резных рамах, великолепным камином и узорными, поблекшими от времени ковра ми на старинном сияющем паркете.
Знатоки ему говорили, что холл в «Березах» – бесподобный образец стиля своего периода, но для нового хозяина он представлял собой нечто большее, чем интерьер редкой красоты и совершенства. Роберт сам не мог бы себе объяснить, почему испытывает здесь глубокое внутреннее удовлетворение, какого не ощущал никогда прежде, созерцая творения рук человеческих.
Временами Роберту Шелфорду казалось, будто дом – одушевленное существо. Он полюбил его, и это было не просто любование, а глубокое, истинное чувство.
Он уже пересек холл, когда с лестницы его окликнули.
По ступеням спускалась старая женщина, маленького роста и непомерной толщины, с морщинистым темно-кофейного цвета лицом – типичная негритянка из Латинской Америки.
– Привет, Зелли! Что еще стряслось?
Роберт Шелфорд улыбнулся ей ласково.
– Масса Роберт, масса Роберт. – Зелли спешила к нему, тяжело дыша от возбуждения. – Масса Роберт, она приехала.
– Приехала? – быстро переспросил Роберт, тут же поняв, кто.
– Говорит, телеграмму посылала – горничная ее тоже говорит, да, верно, адрес перепутала. Горничная – дура, сразу видно. Нам не подойдет.
– Не все ли равно, какая горничная, – нетерпеливо оборвал Роберт. – Где она?
– В гостиной. Я спросила: может, она чаю хочет или поесть, – говорит, нет. Ах, масса Роберт, ну до чего красивая!
Последние слова Зелли повисли в воздухе – хозяин уже торопливо шагал по широкому коридору к гостиной. Подойдя к дверям, помедлил, словно не решаясь войти, затем, глубоко вздохнув, повернул ручку и отворил дверь.
Широкое окно просторной гостиной выходило на озеро. Солнце пробивалось сквозь ромбовидные стекла, озаряя дивным, словно призрачным, сиянием юную девушку, и Роберту почудилось на миг, будто перед ним неземное существо.
Он молчал, выжидая. Девушка обернулась. Роберт медленно подошел к гостье и остановился.
Она была невысокого роста, но необыкновенно стройна и грациозна, – огромные глаза в густых темных ресницах,
Гостья сняла шляпу, и солнце зажгло золотисто-медные отсветы в темных волосах. Кожа, словно лепестки магнолий, – только в Латинской Америке у самых юных красавиц такая кожа. Гордая осанка, умение держаться тоже отличали ее от ровесниц-англичанок.
Она спокойно ждала, не выказывая ни смущения, ни растерянности под пристальным взглядом Роберта. Наконец румяные губы приоткрылись в улыбке, и раздался нежный голос:
– Я – Микаэла.
– А я – твой отец, – проговорил Роберт с легкой запинкой.
Казалось, из них двоих только он испытывал смущение.
Микаэла протянула руку – маленькая, хрупкая кисть с длинными тонкими пальцами. Роберт поднес ее к губам.
– Добро пожаловать домой, – сказал он просто. Микаэла снова улыбнулась, и Роберт подумал, что в жизни не видал такой обворожительной улыбки – она делала пленительное лицо еще более чарующим, от одного взгляда на юную красавицу перехватывало дыхание.
– Я не думал, что ты приедешь сегодня, иначе ждал бы у порога.
– Я прилетела из Нью-Йорка. Знаю, мне следовало бы добираться морем, но я плохо переношу качку. Лучше самолетом. Полет прошел так однообразно – ни легкого волнения, ни ощущения опасности.
– Давай сядем.
Роберт указал на выложенный подушками широкий подоконник.
– Итак, ты любишь приключения, – сказал он. – И даже если они опасны?
– Я обожаю приключения, – ответила она. – И самое удивительное приключение, о каком молено только мечтать, – встреча с тобой.
– Тебя она не пугала?
– Пугала? Почему? Разве я должна тебя бояться? – спросила Микаэла без малейшего лукавства, и Роберт, наклонившись к ней, снова взял ее руку в свои ладони.
– Микаэла, мы должны все поставить на свои места, ведь теперь мы – одна семья. Когда ты впервые узнала о моем существовании?
– От дедушки перед самой его кончиной. Он уже знал, что умирает… Дедушка всей душой стремился вслед за бабушкой. Он ее обожал, не мыслил без нее жизни. Жили они уединенно, мало с кем виделись, чужих сторонились. Я часто думала, как это получается, что двое людей, талантливых и родовитых, похоронили себя в глуши, вдали от всего света. Дедушка объяснил – из-за меня.
– Он сказал, что у тебя есть отец, и посоветовал написать мне? – настойчиво допытывался Роберт.
Сказал, что я обязана это сделать, – проговорила Микаэла. – И что у меня больше никого на свете нет, а если une jeune fille [1] живет одна, это не comme il faut [2] . И он не сможет оставить мне богатого наследства, все его состояние перейдет к моей матери.
– Ты часто виделась с матерью?
Микаэла отрицательно покачала головой:
1
Юная девушка (фр.)
2
Как подобает, согласно приличиям {фр.)