Лицо – не моё и слова – не моиВлетели в стекло объектива:Давно зашифрован в чужие слои,Неузнанный в месте разрыва.Уткнувшись в углы, у меня за спиной,Дома приседают от лени,Под солнцем стекают стена за стеной,И тают в сияющей пене.В ушах хохотнул украинский язык —Смешливо подпорченный русский;Похоже, на фото мой юный двойникИ полные девичьи блузки,Страшатся вчерашнее перешагнуть,Растаять, размыться, стереться,Чтоб жёлто-ползущая едкая мутьСобой
не накрыла и сердце.
«Слой за слоем смывается радуга…»
Ладе Хлебас
Слой за слоем смывается радуга.Я почти досчитал до семи.Цифра семь, защищая и радуя,В сизых знаках за мной семенит.Проступает бессрочно лубочное:Выплывает из дали лесок,Свет является сосредоточенно,Необъятен, прозрачен, высок.Вдалеке чьи-то смирные лошадиУплывают в парящих клубах;Ветерок заметался всполошенно,Застывая теплом на губах.День жужжит, день дождём размагнитило.Мой приют просыхающих травСыплет таинствами прародителя,Облака для меня разорвав.Неизбывная разноголосица,Кувыркаясь в бесстрастных страстях,Надо мной насмехаясь, проносится,Намекая, что здесь я в гостях,Где накормят, займут разговорами,Постараются друга найти.Но вот к полночи, звякнув запорами,Пожелают – не сбиться с пути!Что за временность непреложнаяВ нашем странном присутствии здесь!Почесть почвенная – смесь подкожная,Семицветий бессменная смесь.
«Нас единит и углеродная кастрюля…»
Нас единит и углеродная кастрюля,Нас единит и величайший шок —Большая астероидная пуляСквозь атмосферы дырчатый мешок.Талант и знания порой – не братья:У каждого своя дающая рука.Из этих рук стараюсь робко брать я,Чтоб разглядеть в учёном дуракаИли в себе увидеть недоумка,Бубнящего с восторгом чепуху.Бокал, а не мензурочная рюмкаДуше проплещут всё, как на духу.Душа и тело, видимо, единыИ умирают, превращая в пыль,В насмешку – умудрённые седины,В легенду – грязоическую быль.
«Улыбка нежного цинизма…»
Улыбка нежного цинизмаВжимала в спину ноготки.Сердца подверглись остракизмуПод теплоходные гудки.Нас пеленающая сила,Всё туже стягивая вздох,Так беззастенчиво месила,Что не оставила и крох…Уют каюты, капель талостьВ иллюминаторном глазке…И долго-долго нам казалось,Что жизнь висит на волоске.
«Быть у гения судьбой, почти секретарём…»
Быть у гения судьбой, почти секретарём,А потом с заоблачных взирая мест;Быть хранителем архива, маясь в нём —Это не для всех подъёмный крест.Это только женщина, сгибаясь от трудовИ себя на части разнимая всласть,Сохраняя хрупкость берегов,Впитывает жертвенную власть.Матушка природа больше доверяет ей,Намотав на гены чуть побольше дат,Оставляет у последних ждать дверейДолго-долго, без похвал и без наград.
«Посмеёмся над краткостью тел…»
Посмеёмся над краткостью тел,Поколдуем над кратностью суток,Чтобы нами уже не вертелТак себя возлюбивший рассудок.Оторвёмся
от липких теней,Отнесёмся от лишних и бывших,Чтобы там, где не будет больней,Не нашли нас ни стены, ни крыши.Постараемся нежиться днём,Простирая изножие ночи.Так быстрей мы друг в друге умрём,Очутившись в беспечном бессрочье.Прокатаем остатки монет,Пропитаем осколки тенямиТой страны – там, где нас уже нет,Там, где ночи сменяются днями,Истекают для тех, кто сейчасИссякает для тесных аллюзий.Посмеёмся над нами для нас.Поколдуем над явью иллюзий.
«Стеклянно-бетонный куб…»
Стеклянно-бетонный куб,Легко раздавивший сруб,Речушку в трубу закатал,А нас заячеил в квартал:Неглинка ли, Студенец ли —Карикатура Венеции.Колоратура удушийЗемле заложила уши,Земле глаза залепило —Стеклянно-бетонное мыло.
«Пугливо спину выгибая…»
Пугливо спину выгибаяПурга безумная скулит.Какая ночь! Печаль какая!Пространство сплошь из белых плит.Зима играет катастрофуПочти всерьёз, почти смеясь,Беснуясь угрожает крову,Разинув ледяную пасть.Ещё немного и проглотитСтрану застенного теплаИ в устрашающей заботеУже почти что замела —Укрыла покрывалом мага,Поди попробуй-ка сыщи!Так зло становится во благо,Себя во гневе истощив.
«Распадался измученный ливень…»
Распадался измученный ливень,Рассыпаясь в цветное стекло.По плечам моим ложно-ленивоТвоих пальцев тепло истекло,Оставляя в слюдящихся пятнахБлёстки влажной губной немоты.Непонятно нам, всё не понятноИ невнятно друг с трудом на «ты».Стекленея, испарина ветра,Наполняя подножие стоп,Подняла, понесла незаметно,Не заметив запутанность строп —Опрокинула и удержала,Закачала и вынесла в дрожь…Назревала безжалостность жалобНа уже очевидную ложь.Всё – потом. А пока – жар и влага;В каждой клеточке кожи песка —Веселящего взлёта отвагаНас, промокших до волоска.
«Дробный стрёкот сердитого града…»
Дробный стрёкот сердитого градаВсполошил виноградника рёбра,Ледяных виноградин наградаПодвывала вдоль рёбер утробно —Всё искала изнеженных ягод,Изнывая в полёте прицельно,От небесных сбежавшая тяготВ сентябре – во второй понедельник.Я прикрыл твоё тельце согбенно;Я готов быть разрушенным, только бТы сочла меня собственным пленнымИ зачитанной книгой на полке.На спине моей боль танцевала:Я – вигвам, я – палатка, я – юрта.Для тебя я – уютность привала,Для меня ты – полночность приюта.И земля приняла эту каруНа своё комковатое тело…Что явилось подобно кошмару —Под ногами потом захрустело.Ты смотрела, ступала, молчала,На плече притаился листочек,Понимала, что – это начало,И что вместе – тропой белых точек.Дробный трепет сердечного градаМузицировал мерно по рёбрамИ стрекозы, в слезах винограда,