Туда, где живет счастье

Резник Эдуард Григорьевич

– Ничего, – улыбнулась Магда. – Миссия выполнена. Пусть оставит взрывчатку и ползет назад.

– Слушай, а говорить ему, что в пакете взрывчатка, или не надо?

– А что такого? – не поняла Магда. – Конечно, сказать.

– А он возьмет и испугается!

– Мальчики обычно не боятся взрывчатки, – назидательным тоном объяснила Магда. – Наоборот, им это интересно. Их тянет к бомбам, минам, оружию. Мальчикам нравятся всякие опасные задания. Если ты скажешь, что в пакете взрывчатка, он будет страшно горд. Я уверена.

– А она не взорвется раньше времени?

– С какой

радости? – изумилась Магда. – Ты что, рехнулся?

Куров онемел от возмущения. Что значит «рехнулся»! Ведь это же его сын! Родной сын! Куров вскочил с бревна и отошел к озеру. Нет, конечно, бомба должна быть управляемой, иначе смысла в ней ноль целых, ноль десятых. Но мало ли что? Вдруг произойдет что-то незапланированное? Говорят, раз в двести лет стреляет даже незаряженное ружье. Что уж говорить про взрывчатку? Но с другой стороны, бомбу делали не мальчики с задней парты, а опытные специалисты. Значит, вероятность неудачи сведена к минимуму. То есть риска почти никакого. Но все же, но все же... что-то мешало Андрею окончательно успокоиться.

Он вернулся к Магде и снова сел рядом с ней.

– А пакет со взрывчаткой... он тяжелый?

Магда пожала плечами и сощурила один глаз, прикидывая вес бомбы.

– Примерно килограмм, – наконец пришла к выводу Магда. – Чтобы на бетонный забор тоже хватило.

– А вообще, как это будет выглядеть со стороны?

– Со стороны это будет выглядеть так: бетонный забор взрывается, в нем получается дыра, и пока во дворе царят огонь, дым и суматоха, Неверов ныряет в дыру и уходит.

Куров удивленно слушал Магду, ожидая продолжения. В таком виде план казался... мягко скажем, непродуманным. Просто так заключенных без присмотра не оставят. Даже если в тюремном дворе одновременно случится пожар, наводнение, цунами и нападение пчел-убийц. Значит, либо Магда не хочет посвящать его в подробности плана, либо сама их, этих подробностей, не знает, либо этих подробностей просто не существует. В последнее верилось особенно слабо. Неверов не тот человек, который пускает на самотек серьезные дела. А собственное освобождение едва ли можно назвать несерьезным делом.

Однако Магда не собиралась продолжать свой рассказ.

– Ну хорошо, допустим, Неверов сможет ускользнуть в пролом, – вслух начал рассуждать Куров. – А дальше что?

– Дальше нас не касается, – равнодушно пожала плечами Магда. – Неверова примут другие... службы. Наше дело – пролом.

– Какие службы? – насторожился Куров.

– Какая тебе разница? – окончательно разозлилась Магда. – Чем меньше мы знаем друг о друге, тем лучше. Мало ли что? Неверов все продумал.

Куров покачал головой. Нет, можно не сомневаться в том, что Неверов продумал все детали своего собственного спасения. Но вряд ли его сильно заботили мелочи вроде безопасности жизни других участников этой операции.

– Магда... – решился спросить Андрей, – а ты уверена, что взрывчатка не сработает, пока Ваня ползет по трубе обратно?

– А почему она должна взорваться? Она же радиоуправляемая! Когда сигнал поступит, тогда и взорвется.

– А кто даст сигнал?

– Кто надо! Я не знаю.

Куров растерялся. Он-то рассчитывал, что

сигнал подаст он или Магда. А если сигнал будет подавать посторонний человек, то как он увидит, что Ваня уже вышел из трубы? Нет, что-то в этом плане нечисто!

– Магда, ты точно не знаешь? – жестко повторил Куров.

– Откуда? Мне никто не сказал.

– Я хочу, чтобы сигнал подавал я, – с нажимом произнес Куров.

– Начинается... – Магда закатила глаза. – Зачем тебе это надо? Только лишняя ответственность. И потом, как ты увидишь, что Неверова уже вывели на прогулку?

– А как тот, кто наблюдает за Неверовым, увидит, что Ваня уже вылез из трубы? А если он замешкается? Споткнется, зацепится за что-нибудь! Всякое ведь бывает!

– Перестань придумывать! Никто не собирается убивать твоего сына. Что мы, изверги? Неужели ты не понимаешь, что если ты нажмешь кнопку, то в случае неудачи вся вина ляжет на тебя?

– Если я буду виноватым, – усмехнулся Куров, – все от этого только выиграют. В чем проблема?

– В том, что никому не нужны виноватые в провале операции, – отрезала Магда. – Все хотят, чтобы операция прошла успешно. А это значит, что кнопкой должен управлять надежный человек.

– А я ненадежный?

– Выходит, что так.

– А мой сын, значит, достаточно надежный, да?

Магда опустила глаза, но Куров успел заметить выражение ее лица – досада и раздражение. Куров взбесился:

– Магда, пойми. Это мой сын! Я не хочу, чтобы его разорвало в трубе.

– Да успокойся ты! Никто этого не хочет! – крикнула в ответ Магда.

– Неужели? – Куров попробовал успокоиться, но получалось плохо. – Мы ведь взрослые люди, и ты должна понимать, что пролом в стене должен быть. Только тогда операция пройдет успешно. Неверов будет спасен. А мальчик никого не волнует. Останется он в трубе или выберется – какая разница?

– Ты слишком плохо думаешь о Неверове, – улыбнулась Магда, гладя Курова по плечу.

– Разумеется, – подтвердил Куров.

– И обо мне.

– Я не уверен, что Неверов рассказал тебе все.

– Тебе надо лечиться, Куров, – рассмеялась Магда. – У тебя паранойя.

– Надо, – согласился Куров.

Он замолчал, потому что говорить больше было не о чем. План был ненадежный, шаткий, но отказываться поздно. И потом... может быть, он в самом деле напрасно плохо думает о Неверове?

Куров взял Магду за руку. Магда ласково улыбнулась и посмотрела на Андрея. И тогда Куров, в душе проклиная себя за цинизм, задал вопрос, который давно вертелся у него в голове.

– Магда... а как ты потеряла ребенка?

Улыбка исчезла с губ Магды.

– Тебе зачем?

– Расскажи мне, – тихо попросил Куров. – Просто хочу знать.

– Она заболела. Вылечить ее не смогли. Вот и все, – сухо ответила женщина.

– Ты любила ее?

– Почему ты спрашиваешь?

– А что такого?

– Раньше тебе было все равно.

– Теперь не все равно

– Любила, – призналась Магда, опуская глаза.

– А говорила, что возненавидела еще до рождения.

– Да, – согласилась Магда. – До рождения ненавидела. И потом тоже... ненавидела. Три года я ее ненавидела, целых три года.