Туда, где живет счастье
Шрифт:
– Ничего, – нерешительно сказала Галя. – Привыкнет.
– Конечно, – улыбнулся Андрей. – Обязательно привыкнет. Куда он денется?
Стояла глубокая ночь, когда Куровы собрались спать. Отмывание мальчика от грязи, стирка одежды, приготовление ужина и сам поздний ужин – на все это ушло немало времени. А потом Андрею надо было разобрать вещи, Ване – выучить уроки, а Гале проследить за ними обоими. Да еще и разговорить замолчавшего Ваню.
Наконец Галя сменила халат на ночную рубашку,
– Ване, наверно, лучше на кухне постелить, – застенчиво пробормотала она.
– А обычно он где спит?
– Здесь, – Галя кивнула на кровать. – Со мной.
Куров хмыкнул. Ничего себе порядки. Пацан еще, конечно, за юбками не бегает, но все равно уже вышел из того возраста, когда можно спать в одной постели с женщиной.
– Да, на кухне ему, наверно, лучше, – кивнул Куров.
– Там, правда, кровати нет, – робко добавила Галя.
– И что? Предлагаешь нам на кухню пойти? А ему, как барину, двуспальную кровать оставить?
Галя покраснела и отвела глаза.
– Я думала, может, ты там пока поночуешь... пока мы диванчик для него не купим. Или кресло-кровать, – невнятно объяснила она.
Куров подошел к женщине и обнял ее за плечи.
– Галя, милая, мы обязательно купим ему диванчик или кресло-кровать... Но если он поспит пару ночей на полу, ничего страшного не случится. Я тебя уверяю. Сколько раз в детстве я на сеновале спал – и ничего. – Куров нагнулся и горячо поцеловал Галю. – Галинка, я тебя сто лет не видел. А он каждую ночь с тобой в одной постели спал. Потерпит два дня. Я дольше терпел...
– Помоги мне матрас на кухню вынести, а? – попросила Галя, сдаваясь.
Матрас – слабо сказано. Это была огромная, еще послевоенных времен, пуховая перина, жаркая и комковатая. Куров помучился, сначала вытаскивая ее из шкафа, а потом укладывая в углу кухни. Получилось ничуть не хуже, чем диванчик. И в любом случае гораздо лучше тех постелей, на которых Андрею приходилось спасть последние годы. Во всяком случае, Курову даже самому понравилась его работа. Ваня все это время глядел в окно, демонстративно закрыв учебник и тетрадку. Ладно, всему свое время. Куров поправил перину и, глядя в стриженый затылок ребенка, сказал:
– Спокойной ночи, Ваня.
Ваня молчал. Куров ушел в спальню. Галя вынесла простыню, подушки и, застелив постель, подошла к сыну.
– Ваня, ты уже взрослый мальчик. Будешь спать здесь. Хорошо?
– Я с тобой хочу.
– Со мной нельзя, – Галя качнула головой. – Во-первых, ты уже вырос. А во-вторых, со мной теперь будет спать папа.
Ваня выключил лампу и уставился на звездное небо. Всем своим видом он показывал, что его совершенно несправедливо обидели, но он еще может найти в себе немного великодушия и простить мать, если она поймет, как жестоко ошибалась. И попросит прощения.
– Сынуля, ты что, сердишься?
Ваня все так же молчал,
– Строптивый ты мой. Так и будешь сидеть до утра, а? Ложись...
Ваня старательно молчал. Галя вздохнула, прибегнув к последнему аргументу:
– Ванюша, хочешь, вместе полежим, пока ты не уснешь?
Мальчик выскользнул из ее рук, быстро сбросил одежду и лег на импровизированную кровать. Галя прилегла рядом с сыном и нерешительно погладила по голове.
– Знаешь, Ванюша, – тихим шепотом заговорила она, – ты напрасно злишься. Это хорошо, что папа к нам вернулся. У тебя хороший папа, он сильный. И совсем не злой. Ты его полюбишь, вот увидишь. Он тебя от старших ребят будет защищать. Игрушки тебе купит, мяч футбольный. Помнишь, ты говорил, что хочешь настоящий футбольный мяч? Папа тебе его обязательно подарит. Он же любит тебя, просто он мужчина. Мужчины все такие... Ты ведь и сам такой, разве нет? Чуть что – сразу драться... – Галя приподнялась на локте и заглянула в лицо сыну.
Ваня лежал с закрытыми глазами. Галя вслушалась в его ровное дыхание, поцеловала в щеку, встала и на цыпочках вернулась в спальню.
– Уснул? – спросил Куров, подавляя зевок.
Он мужественно ждал жену, но укладывание сына слишком растянулось. Так можно младенца укачивать в колыбели, а не восьмилетнему сыну «спокойной ночи» желать. Нет, пацан совсем на человека не похож. Творит черт знает что, матерью вертит, как своей служанкой, да еще и учится небось из рук вон плохо.
– Вроде уснул, – Галя села на край постели рядом с мужем, но думала о чем-то своем.
Андрей начал злиться. Материнский инстинкт – это хорошо, но нельзя же всю жизнь подчиняться инстинктам!
– Баюкаешь его, как грудного ребенка. Может, еще и колыбельные поешь?
– По-моему, ты ревнуешь.
– Есть немножко, – признался Куров, скорее даже себе, чем Гале, и, чтобы скрыть серьезность признания, шутливо добавил: – Он шесть лет с тобой каждую ночь спал, а я ни разу.
Андрей привлек Галю к себе, прижал так, чтобы слышать стук ее сердца, и нашел губами ее горячие губы. Хорошо, пока все идет хорошо, думал Андрей, перед тем как забыть обо всем, кроме женщины в его руках...
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мир вернулся к Андрею... Он снова слышал дыхание Гали, скрип деревьев за окном, ночную возню мышей под половицами в дальнем углу комнаты, видел, как качаются на потолке тени ветвей в слабом свете луны, как, приподнявшись на локте, смотрит на него Галя.
– Знаешь, о чем я жалею? – спросила Галя, когда Андрей повернулся к ней.
– Нет.
– Что Ванюша тебя не любит так, как я.
– Он меня не знает так, как ты, – улыбнулся Андрей. – Представь себя на его месте: пришел чужой дядька, и его сразу же надо любить. Так не бывает.