Тук-тук, это хирург!
Шрифт:
— А вас что, это не касается? Больная напряжена, свет поправьте. Невозможно работать!
Приходится и ему вступить в дискуссию.
Если безмозглый сперматозоид папы-штукатура в темноте ловко распорядился, без проблем трубу нашел, то тебе на свету сам бог велел. Кто из вас умней?
— Доктор, а мне в ревмоцентре рекомендовали делать массаж кистей и пальцев. У вас заодно нельзя? Говорят — успокаивает.
— Еще как успокаивает, особенно если массировать о чью-то рожу, хорошо успокаивает.
—
— Сынок! Я как выпишусь, обещаю, больше ни разу, никогда к вам не приеду. Только сейчас помогите.
— Бабуль, ты выпишись сначала, а потом обещай.
— А бабка-то в полном маразме. И как будем оформлять согласие на операцию?
— Коллегиально, как обычно.
— А родственники у нее есть?
— Есть. Самая близкая — бывшая невестка. Сын умер.
— А она согласна?
— Она согласна. Говорит, что готова бабушку потерять.
Бритая задница
Заходим в операционную. Вечер, полумрак. Лампы еще не включены. На столе лежит мужик, голый по пояс, но почему-то в черных брюках. От пациента конкретно пованивает. Санитарка ворчит, какого черта с него не сняли штаны:
— Вот, доктор, смотри, стыда нет. Уже в своих вонючих портках сюда приезжают.
Беру со стола историю. Читаю. Паспортные данные, диагноз. Пациент, ну назовем его Геворкян, диагноз — парапроктит. Один вопрос решен. Почему воняет — понятно. Но почему в штанах? Вроде такое место оперировать собрались.
— Слушай, земляк, какого черта ты портки свои не снял? Скидывай.
Тут Геворкян поворачивается ко мне спиной, стучит ладошкой по голой заднице и кричит:
— На, смотри, я бэз штанов! Это нэ штаны!
На заднице огромная дыра, в которую выступают белые, лишенные волос ягодицы. И тут мы видим, что не в штанах он вовсе, а в волосах. Неудобно как-то становится. Быстро усыпляем пациента, есть надежда, что наш разговор не вспомнит.
Клиент засыпает, а я, как экскурсовод в зоопарке, объясняю студентам:
— Обратите внимание, как интересно устроена задница у данных представителей семейства гоминид. Ягодицы у них лишены растительности. Как у макак.
Заходит хирург. Тетка.
— Смотрите, как у товарища жопа оформлена. Весьма удобно.
Хирург:
— А это я побрила.
Твою мать. Превратила человека в макаку. Понятно, почему злой был.
Утро. Передача смены. Диалог двух медсестер:
— Ну и что?
— Так я ему член держу, чтоб он не сгибался, вот, а Марина пытается отсосать, вроде удается, но чувствую — шарик сейчас провалится. Хирург Женя ему палец в жопу засунул, изнутри его держит. Этот козел орет. Ну, в общем, достали. Такой сейчас пока без катетера, ссыт кровью в памперс, разорвали там ему всё. (Лексика пропущена).
Сразу и не догадаться, о чем речь… Просто привязанный к койке алкоголик умудрился разорвать мочевой катетер, и шарик, оставшийся внутри пузыря, долго не удавалось извлечь.
Лицо
В приемном отделении на полу маневрирует пьяный организм. Пытается встать, но выше колено-локтевого положения подняться не удается. Таки стоит раком, задом к входной двери. Широченная задница обтянута белыми короткими шортами с многочисленными отпечатками ног. Каюсь, не удержался, оставил и свой след, аккуратно приложив подошву. Не без гордости отметил, что мой размер самый внушительный. Только после этого шорты неожиданно расползлись по центральному шву показав всем, что трусов товарищ не носит. Дежурный терапевт требует немедленно забрать его в реанимацию. В больнице ожидается высокопоставленная комиссия.
— Извини, но мне на*censored* не нужен этот пьяница. У меня не вытрезвитель.
— А нам главный врач категорически запретил держать пьяных в приемнике, он говорит, что приемный покой — лицо больницы.
— Тем более, пусть так и стоит. Это и есть наше настоящее лицо.
Терапевт удивленно:
— Так ведь это же не лицо, это жопа.
— Ну так какая больница, такое и лицо…
Облахуй Моблахуевич
На операционном столе лежит больной. Молодой джигит. Беру историю болезни, читаю. На истории красивым детским почерком выведены паспортные данные: фамилия, имя, отчество. Что? Облахуй Моблахуевич. Возрастуказан. Республика Таджикистан. Начинаю контакт. Спрашиваю:
— Ты Облахуй?
— Нэт, — с негодованием отвечает джигит, — я не облахуй.
— Так как же тебя зовут?
Отвечает:
— Меня зовут Облахуй.
Я в удивлении:
— Так тут же так и написано — ОБЛАХУЙ.
— Но я же нэ облахуй, — уже почти кричит джигит, — я — ОБ-ЛА-ХУЙ!
Начинает надоедать. Говорю:
— Если писать умеешь, на тебе бумажку, напиши по буквам.
Берет авторучку, выводит печатными буквами: ОБЛАХУЙ.
— Тут так и написано: Облахуй.
— Нэт, я нэ облахуй, это совсэм нэ то значыт, это Облахуй.
Короче надоел. Контакт закончился. Обошлись без премедикации. Сразу резкий глубокий сон. Просыпаться отправил в палату.
Голос
Вечерком забредает мужичок. Слесарь, живет постоянно на даче. Для представителя этой профессии весьма образован и артистичен. Жалобы изображает в лицах — беспокоят слуховые галлюцинации. Говорит скороговоркой, торопится, пока слушают:
— Понимаете, живу на даче, приезжают друзья в гости, уезжают, а я остаюсь. Они меняются, а я нет. Утро начинается с «Блейзера», жажда, и покрепче, покрепче, покрепче. Так две недели. Три дня не пил. Вчера их услышал. То есть сейчас я понимаю, что это галлюцинации, не бойтесь, критика есть, а когда они разговаривают, то не поверите, настолько реально.
— Голоса-то знакомые?
— Да. Один — мой. Разговаривает с кем-то из моих друзей, ну, с тем, с кем я выпивал. Друзья меняются. Я пытался с ними в беседу вступить, но они на меня не обращают внимания. Очень тягостно, очень.