Туман и Молния. Книга 18

Корс Ви

– Какой рабыни?

– Как у Клер… Помнишь, ты криво обвёл ей губы красным. Да уж, Ник, мастер из тебя так себе…

– А-а-а, Клер, ах-ха…

– Ник, хватит!

– Тогда перестань представлять себе мой член, – Ник улыбался, – ты очень смешно это делаешь, сравниваешь так же, как и рост у всех и каждого. Видишь, я ниже тебя ростом, а член у меня не меньше…

– Ник!

– Тебе не хватает Лиса – вот с кем вы бесконечно радостно мерялись членами.

– Я не меряюсь членами! Тем более радостно!

– Не

дёргайся! – Ник продолжал веселиться. – Ну что, мне засунуть в тебя самотык, чтобы ты лежал спокойно и боялся пошевелиться?

– А у тебя разве есть? – спросил Корс с некоторым испугом.

– Прикажу Верному, он найдёт, – Ник склонился к Корсу и нежно поцеловал его в копчик.

– Ах, ах… Ник, не надо, я начинаю хотеть тебя… – Корс едва сохранял самообладание. – Ты щекочешь меня своими волосами.

– Прости, – ответил Ник с нежностью и перестал отвлекать Корса и отвлекаться сам.

– Я позвал Парки, – сказал Ник через некоторое время.

– Зачем? Чтобы он принес для меня самотык?! – замер Корс.

– Не-е-ет, он принесет немного травы. А ты ждал самотык? – Ник засмеялся, и Арел, который в это время курил, засмеялся тоже.

– Да, конечно, именно его я и ждал! – возмущенно ответил Корс.

Князь Арел, улыбаясь, протянул ему наполовину выкуренную сигарету, и Корс сразу её взял.

Парки зашел в их палатку, но Корс не изменил позы, всё также продолжая лежать на шкуре и ничуть не смущаясь, что его капитан видит своего командира лежащим голой задницей кверху. Ник тем временем продолжал татуировать его.

– Командир, можно взять Тютю? – спросил Парки.

Он присел на корточки рядом с Корсом, положил коробку с травкой на шкуры и оскалился в улыбке, демонстрируя свои железные коронки. Он был на самом деле очень веселый, этот нечистый.

– Что взять? – не поняв, переспросил Корс, чуть приподнимая голову со сложенных рук.

– Ну, Тютя, – лабынечка класных, – уточнил Парки.

И Корс засмеялся:

– Парки, не говори ты на черном языке! Я не могу слышать, как ты шепелявишь, это очень смешно!

– Витор, не дрожи! Ты мне мешаешь! – закричал Ник в который раз.

– Что поделать, если он меня смешит!

– Да он не шепелявый, Витор, тебе так кажется, – попытался объяснить Ник, – он просто пытается мягко говорить. Ты меня все время одергиваешь, что я вставляю всюду, как их… эти… согласные. Вот и он просто пытается их не вставлять.

– А ведь ты прав, – задумался Корс, – я сейчас вспомнил, когда первый раз услышал, как ты говоришь, мне тоже показалось, что ты шепелявишь, будто у тебя нет и половины зубов.

– Я просто старался произносить слова мягче, говорить на вашем языке как вы, – заметил Ник, – а ты сразу стал потешаться и унижать меня. Спросил, на месте ли у меня зубы. Помнишь? А я тогда как раз только недавно

вставил эти красивые зубы, ты не мог не заметить, что у меня с зубами все в порядке…

– Подай мне мою куртку, Парки, – быстро сказал Корс, пытаясь игнорировать Ника и явно не желая продолжать с ним разговор.

Парки протянул Корсу его куртку, и Корс, достав оттуда ключ, передал его нечистому:

– Держи. Валентин откроет тебе повозку, отстегнешь ей руки и возьмешь, только никому больше не отдавай. Если хочешь, отдай другим Эдриана, но не Тютю!

– Хорошо, командир. Спасибо! – И радостный Парки буквально выбежал из палатки.

– Тютя, – повторил Корс, покачав головой, и все трое снова засмеялись.

До Форта оставалось совсем немного.

Этим вечером они вместе с нечистыми сидели у костра. После захвата Рудного города многие нечистые воины раскрасили себя чёрным и красным красителями, демонстрируя таким образом свой статус победителей. Эти узоры в сочетании с их излюбленным пирсингом делали их лица-морды ещё более жуткими, но Корс за это время уже более-менее привык к таким диким представлениям о красоте и мужественности.

Корс снял со своего Ника маску, и, ничуть не заботясь о том, как это выглядит и что подумают нечистые командиры, непринуждённо покормил сына так, как, любил, давая ему кусочки пищи из своих рук.

После ужина один из нечистых затянул песенку, а другие стали подпевать ему в припеве:

По разным странам я бродил,

И мой сурок со мною,

И весел я, и счастлив был,

И мой сурок со мною!

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Нечистые улыбались, обнажая внушительного размера клыки, и с интересом пялились на Корса, который сидел возле костра и крепко обнимал своего Ника, поминутно целуя его в макушку. Корс заметил их взгляды и улыбки, ему показалось, что многие буквально давились от смеха, едва сдерживая себя.

– Эй? Чему вы так радуетесь?

– Просто так. Хорошая песенка, командир, – ответил один из нечистых. Клыки на его нижней челюсти были такими длинными, что торчали изо рта, делая его похожим на кабана. Другие же принялись скалиться ещё сильнее.

Корсу это показалось даже каким-то неуважительным, – они будто глумились над ним. Он недовольно фыркнул, чуть отстраняя от себя Ника:

– Пфф, я, видимо, слишком благороден, чтобы испытывать такую незамутнённую радость от этой глупой песенки бедняков.

И Ник смотрел на него с хитрым и чуть лукавым блеском в глазах, улыбаясь.

– Да чему вы так радуетесь, в конце концов! – не сдержался Корс.

Все засмеялись.

– Все хорошо, Витор, – сказал Ник, и прижался к нему сильнее.