Туман на родных берегах

Лекух Дмитрий Валерьянович

– С Яшки станется, – закидывает голову вверх, резко вдыхая носом. – Настоящие сообщники нападавших сейчас, возможно, давно уже мерзнут в уголовной «холодной». Вместе с самим командующим и заместителями. И с бериевскими вертухаями. А с собой боевики увезли первого попавшегося недотепу, которого удалось взять живым. Или мертвым. Могли и просто тело прихватить, но это – все-таки риск. Хотя… Поезд-то на перегоне пару минут стоял, мне уже доложили. Мешок на голову – и вперед. Потом, не доезжая до Москвы, прирежут, разденут и бросят. Если живого брали. Если дохлого – и так сойдет. Мало ли где в тех краях трупов каких валяется, товарная станция недалеко,

там кто только не крутится. Уголовники, опиумисты, прочая мразь. Я бы, если бы планировала операцию, именно так и сделала. А Яшка Блюмкин – кто угодно, только не дурак. Сволочь, конечно, конченая. Ненавижу…

Никита задумчиво покачал головой и тоже нарезал себе «дорожку».

Ровно в два раза тоньше, чем для Вареньки.

Он не кокаинист, так, любитель побаловаться.

Если бы сегодня еще полночи не изучать наверняка привезенные Варенькой документы, – вообще бы отказался.

А так – спать слишком хочется.

Устал.

– Варя, – вздыхает. – Вы можете оценить, во что любому, Блюмкину в том числе, могла обойтись подобного рода операция?! И – стоит ли оно того?!

Оперативница усмехнулась.

Решительно отхлебнула бренди.

– В том-то и дело, что для любого другого, кроме Яшки, – и близко не стоит. Туркул… Кому он вообще может быть сейчас интересен?! Особенно по дороге в Москву. А для Яшки он – первый враг. Нет, вру. Второй. После Деда…

Никита на секунду задумался.

– Думаешь, месть?

Варенька неожиданно захохотала.

– Вы о чем, шеф?! Какая месть?! Помните расстрел Туркулом Джугашвили в Царицыне? Или, хотите сказать, что не знаете, кто тогда «дроздам» господ мак-си-ма-ли-стов сдал на блюдечке с голубой каемочкой?! Хоть меня-то не смешите…

Никита снова кивнул.

– Сдал Блюмкин. Не напрямую, разумеется. Через «эсеров». И, мне так видится, – по прямому распоряжению то-ва-ри-сча Троцкого. Он этого грузинского Кобу чуть ли не больше самого генерала Дроздовского боялся. Тоже мне, секрет Полишинеля. Ну и что?! Кого это сейчас-то волнует? Дела давно минувших дней…

Варенька, взглядом спросив разрешения, подожгла новую папиросу, и, красиво затянувшись, – так, что стали заметны кокетливые ямочки на чуть припухлых, почти детских щеках, – принялась деловито нарезать очередную порцию кокаина.

– Вы меня иногда удивляете, полковник. Осенью этого года в Берлине пройдет очередной конгресс Четвертого коммунистического интернационала. На котором то-ва-рисч Троцкий собирается полностью забрать под себя власть в этой не самой маловлиятельной организации. А нашему Антону Васильевичу последнее время не давали спать лавры таганрогского тезки, Чехова. Во всех возможных интервью только и рассказывал, что о своем грядущем литературном творчестве. Весь последний месяц. Первым делом собирался написать мемуары. Даже название газетчикам сообщил. «Дроздовцы в огне» – весьма оригинально. Грозился пролить свет на многие «неизвестные исторические факты». Как вы думаете, шеф, читают ли берлинские большевики современные русские газеты?! Вот-то то и оно…

Ворчаков хмыкнул.

– Что ж, возможно. Только учти: наши государства сейчас… мнэ-э-э… находятся в стадии сближения. О каком-либо «союзе» говорить глупо и бессмысленно. Но Великую Польшу, уж прости, что задеваю твою историческую родину, мы с товарищами большевиками все-таки немного поделим. Сама понимаешь…

Варенька поморщилась.

Кажется, еще немного, – могла бы сплюнуть.

– Я,

между прочим, православная, – фыркает презрительно. – И новообразование имени пана Пилсудского своей исторической родиной не считаю. Временно утраченные Российской Империей территории, заселенные чванливыми, недалекими людьми, не более того. Свой шанс на «великую Польшу» мы утратили еще тогда, когда так и не смогли создать самостоятельной государственности и построить свою, польскую Империю. После этого поляки могут либо быть союзниками русских, либо англосаксонской подстилкой, либо старательно онемечиваться. Мой род выбрал служение русским государям, и я этим искренне горжусь. Потому что и мы, и русские, знаем, что такое честь, хоть и не всегда одинаково это слово трактуем. А Пилсудский – английская подстилка. Так что я не обижаюсь, и не надейтесь. И вариант этот я, безусловно, «считала», не держите меня за курсистку, пан полковник. Так вот, если это так, то Валентин Петрович немцам Туркула – просто простит, он ему не родной. Это понимаю я, это понимаете вы, и, уж тем более, это понимают господа максималисты. Так что – не проходит…

«Пан полковник» криво улыбнулся.

Посмотрел вниз, на площадь, где несмотря на позднее время суток гуляли беззаботные москвичи.

Безумный все-таки город.

Не европейский.

Чистая Азия…

– Что ж, Варенька. В этом смысле наши размышления предельно схожи. И, если так, боевики, отлежавшись на «московском дне», просто уйдут. И даже если мы их с вами не возьмем, – ничего страшного. Но что-то мне здесь активно не нравится. Давайте думать дальше.

Никита разлил по бокалам остатки бренди и задумчиво закурил.

– Так, Варенька. Ну что, есть еще варианты?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Если только англосаксы. Покойный генерал крепко прищемил им хвост в Туркестане. Но, сами понимаете, – не их стиль. Их стиль – любовница, яд, наркотики, деньги и компромат в газетах. А тут прекрасно организованная подпольная боевая организация. Нет, шеф. Тут или Блюмкин. Или…

– Или что?!

Варенька задохнулась.

– Или внутренний заговор…

– Вот!

Никита упруго встал и с ненавистью посмотрел в сторону залитых ядовитым электрическим светом древних башен Кремля.

– Вот! Это и есть главное. А пока – пойдемте спать. Постелите себе в гостиной на диване, пусть Лаврентий думает, что я вызвал любовницу или проститутку. И если будете во сне ворочаться так же, как я, подумайте, не говорит ли вам о чем-нибудь следующее название: «Туман на родных берегах». Это американский негритянский джаз. Или спиричуэл, я так и не понял. Верховного название данной композиции отчего-то беспокоит, до дрожи в больной ноге. А его чутью и источникам информации я доверяю. Такие дела…

Глава 13

Когда Ворчаков проснулся, Варенька уже убежала.

Удивляться и ругаться господин полковник имперской безопасности не стал: независимый характер одной из лучших оперативниц Никите был прекрасно известен, ее не переделаешь.

Да и не надо.

Почистил зубы, принял душ, тщательно выбрился опасной золингеновской бритвой.

Предстояла работа, и новый день виделся отнюдь не простым, – а прежде всего надо было связаться с Лаврентием…

Однако связываться не пришлось, – как только он кончил одеваться, в дверь коротко и негромко постучали: Ворчаков, неуловимым движением поставив револьвер на взвод, кошачьим шагом двинулся по стенке к выходу.