Туман над Парагон-уок

Перри Энн

Селена посмотрела на Эмили и улыбнулась ей. Та застыла на месте.

— Мне неважно, если кто-то думает, что я бесчувственная, — добавила она, словно нанесла последний маленький мазок на живописное полотно.

Шарлотта подвинулась ближе к Эмили, желая защитить ее, почувствовав в сверкающем взгляде Селены угрозу.

— Я польщена тем, что вам небезразлично, что я думаю о вас, — прохладно сказала она, попытавшись улыбнуться; впрочем, актриса из нее всегда была не очень. — Обещаю вам, что не буду делать никаких поспешных суждений. Уверена, что вы способны на большое… — Шарлотта в упор посмотрела прямо

на Селену, так, чтобы та видела, что она выбирает слово намеренно, со всеми его оттенками значений —… благородство.

— Я вижу, что вашего мужа нет с вами. — Ответ Селены был немедленным и злым.

На этот раз Шарлотте удалось улыбнуться. Она гордилась тем, чем занимался Томас, хотя хорошо знала, что здесь не уважали его труд.

— Да, он сейчас занят другими делами. У него много работы.

— Как неудачно, — пробормотала Селена, но без осуждения. Удовлетворение покинуло ее.

Вскоре после этого Шарлотта случайно встретилась с Алджерноном Берноном. Она была представлена Фебой Нэш, чья шляпка уже была аккуратно надета, хотя волосы все еще выглядели неуложенными. Шарлотта очень хорошо понимала, как это получается: достаточно одной или двум заколкам попасть в неправильные места, и уже чувствуешь, что волосы словно прибиты к голове гвоздями.

Алджернон едва заметно поклонился — вежливый жест, который Шарлотта находила слегка раздражающим. Казалось, он больше заботился о ее удобстве, чем о своем собственном. Шарлотта приготовила выражения сочувствия его горю, — а он справлялся о ее здоровье, а также не показалось ли ей, что в церкви было слишком жарко.

Шарлотта проглотила все слова сочувствия, которые вертелись у нее на кончике языка, и выдала простой ответ — наиболее здравый, какой она только могла придумать. Возможно, Алджернону уже надоели все эти соболезнования, и ему просто хотелось поговорить с человеком, который не знал Фанни. Как мало можно прочесть по выражению лица…

Шарлотта моментально запуталась в собственных мыслях, хорошо понимая, что Алджернон был близок к Фанни; ее интересовало, была ли это любовь или согласованная сделка. Возможно ли, что он даже рад освободиться от нее? Шарлотта почти не слышала его слов, хотя улавливала где-то на периферии своего сознания, что он говорит что-то умное и легкое для понимания.

— Прошу прощения, — извинилась она, абсолютно не зная, что он только что сказал.

— Возможно, миссис Питт считает, что наше жаркое немного отличается… как считаю и я?

Шарлотта резко повернулась и увидела француза, стоящего в нескольких футах от нее; его красивые умные глаза тщательно скрывали улыбку.

Она не вполне понимала, о чем он говорит. Он же не мог догадаться, о чем она задумалась… или он думал о том же самом, может быть, даже читал ее мысли? Честность была ее единственным спасением.

— Я не пробовала его. У меня нет никакой идеи по поводу того, как оно выглядит.

Если Алджернон и видел двойственность в ее словах, он ее не выдал.

— Миссис Питт, могу я представить вам мсье Поля Аларика? Я думаю, что вы не встречались. Миссис Питт — сестра леди Эшворд, — добавил он.

Аларик еле заметно поклонился.

— Я очень хорошо знаю, кто такая миссис Питт, — его улыбка уничтожила некоторую нелюбезность его слов. — Вы можете себе представить,

чтобы такой человек посетил наш квартал — и об этом не говорили бы? Простите, пожалуйста, что знакомство с вами стало возможным лишь благодаря столь трагическому событию.

Шарлотта смутилась и покраснела под его теплым взглядом. Несмотря на всю его любезность, Аларик был очень непосредственным; казалось, его ум с легкостью мог проникнуть сквозь вежливую маску Шарлотты и разглядеть за ней всю сумятицу ее чувств. В его взгляде не было ничего недоброго — только любопытство и скрытое желание беззлобно позабавиться.

Шарлотта быстро собралась внутренне. Она, должно быть, очень устала от этой жары и всей этой утренней церемонии, вот и поглупела.

— Как вы поживаете, мсье Аларик? — спросила она твердо. Затем, потому что ей показалось, что этого мало, добавила: — Да, очень жаль, что часто требуется трагедия, чтобы мы начали перестраивать нашу жизнь.

Его губы сложились в легчайшую, очень деликатную улыбку.

— Вы собираетесь перестраивать мою жизнь, миссис Питт?

Лицо Шарлотты обожгло жаром. Боже, помоги! Хорошо, что под вуалью ничего не заметно.

— Вы… Вы не поняли меня, мсье. Я имела в виду трагедию. Наша встреча вряд ли могла быть столь значительной.

— Как вы скромны, миссис Питт.

К ним подплыла Селена, волоча за собой шлейф черного шифона. Ее лицо сияло.

— По вашему чудесному платью я поняла, что вы так не думаете. В ваших краях, откуда вы прибыли, всегда на похоронах носят лавандовое? Конечно, его легче носить, чем черное.

— О, благодарю вас. — Шарлотта заставила себя улыбнуться, но испугалась, что эта улыбка выглядела скорее как оскал. Потом осмотрела Селену снизу доверху. — Да, я думаю, что так и есть. Уверена, что оно и вас тоже украсило бы.

— Я не бегаю с одних похорон на другие, миссис Питт, а навещаю только тех людей, которых знаю. — Селена резко повернулась. — Не думаю, что такое платье понадобится мне до того, как этот стиль выйдет из моды.

— То есть одни похороны за сезон, — пробормотала Шарлотта. Почему ей так сильно не нравится эта женщина? Заразилась ли она опасениями Эмили или сработал ее собственный инстинкт?

Джессамин тоже подошла к ним — бледная, но сохраняющая полное спокойствие. Аларик повернулся к ней — и лицо Селены мгновенно застыло от злобы; впрочем, она тут же сумела справиться с ним.

— Дорогая Джессамин, — быстро заговорила она, опередив Аларика, — что за ужасное испытание для вас. Вы, должно быть, совершенно обессилены — и тем не менее находите в себе мужество вести себя достойно. Вся церемония была такой величественной…

— Спасибо. — Джессамин взяла стакан, который Аларик передал ей, взяв с подноса у слуги, и теперь пила из него мелкими глотками, очень деликатно. — Бедняжка Фанни наконец успокоилась. Но как трудно мне успокоиться и принять это как должное… Происшедшее кажется мне чудовищной несправедливостью! Она была таким ребенком, такой невинной… Она еще даже не умела флиртовать! Почему она, а не кто-то другой? — Ее веки прикрыли большие, влажные глаза. Она не смотрела на Селену, но мелкие подергивания плечами и изогнутость фигуры указывали, что она адресовала свои слова к ней. — Есть другие люди, которые… которые больше заслуживают…