Туман
Шрифт:
– Утром вас принесли сюда. В кармане тужурки были обнаружены размокшие папиросы, три куска газетной бумаги и две уховертки. Вот вам задача для Эдгара По: восстановите преступление по уховерткам.
Полунин восстановил, но промолчал. Он вспомнил побег на
– Потом у вас начался бред, - чуть медленнее продолжал человек в очках. Странный бред: об островах и водолазах. Потом пошло еще страннее: вы стали выкрикивать мою фамилию.
– Вашу фамилию?
– Полунин не понимал, в чем дело.
– Как ваша фамилия?
– Громов.
– Громов?
– крикнул Полунин.
– Вы Громов?
Громов почему-то не удивился его окрику. Он спокойно положил под подушку будильник, который все время вертел в руках, и ответил:
– Моя фамилия действительно Громов. Это даже не псевдоним и не партийная кличка.
– Он снял очки и без очков стал совсем молодым. Протер их носовым платком, потом снова надел.
– Вы, по-видимому, знали какого-то другого Громова?
– Да, - ответил Полунин.
– И вы его почему-то боялись?
– Громов говорил очень тихо. Таким голосом, точно рассуждая вслух.
– Да.
– И напрасно. Я, между прочим, его тоже знаю. Он бывший водолаз. Теперь комиссарит в армии. Здоровый детина, но зря мухи не обидит.
– Я его больше не боюсь, - вдруг сказал
– Тем лучше. Подождите минутку, я схожу за чаем.
– И Громов встал с дивана.
8
Со следующего дня снова пошли смазочные масла, продовольствие, хлопоты и разгрузка.
Комиссар Громов, бывший студент-медик, не требовал никаких объяснений. Может быть, он знал больше, чем говорил.
На дивизионе Полунин оставаться не мог. Он перевелся в южный речной отряд и получил канонерскую лодку. С собой взял с дивизиона баталера Крыштофовича. Того самого огромного человека, которого ночью на спуске принял за Громова. Взял с собой, чтобы не забывать о своем дезертирстве. Чтобы всегда помнить.
Он стал беспощадным к себе и равнодушным ко всему прочему, кроме службы. Если бы теперь встретил другого Громова - настоящего, - вероятно, не обратил бы на него никакого внимания.
Под Черным Яром он завел свою канонерку в тыл белой позиции и решил исход боя. При этом попал под сплошной картечный и пулеметный огонь.
В команде была треть убитых и раненых, но Полунин, с раздробленной пулей кистью, ходил по мостику и распоряжался, как на учении, пока второй пулей не был ранен в шею.
Он умирал вечером после боя. Умирая, спокойно, точно диктуя, рассказал сидевшему у его койки Сейберту все, начиная с Бьерке и кончая ночью на Волге. Когда кончил, умер.
– Прощай, Туман, - сказал Сейберт и осторожно закрыл ему глаза.