Туманная река 4
Шрифт:
— Да-а-а! — Заорал Костарев на своей скамейке запасных, вскинув два кулака вверх.
— Го-о-ол! — Закричали хоккеисты «Молота».
— Бобёр! Бобёр! Бобёр! — Заголосили на трибунах болельщики со стажем.
— Ну, как я на пятаке потолкался? — Пристал ко мне Корнеев, когда мы топали в подтрибунное помещение на первый пятнадцатиминутный перерыв. — Всю пятёрку на себя собрал.
— Это ты что ли был? — Удивился я. — Сев, это же Курдюм на пятак полез? А Корней вообще где-то в стороне скользил.
Я подмигнул ветерану хоккея.
— Да нет, это Малков отвлёк на себя ленинградцев, — улыбнулся Бобров.
— Идите вы в баню! — Обиделся хоккеист-баскетболист.
Однако когда мы вошли в раздевалку «Молота», то там нашего веселья никто не разделял. Пермяки со скорбными лицами потягивали из гранёных стаканов с железными подстаканниками, как в поездах, горячий сладкий чай. Посередине комнаты прохаживался с недовольным лицом главный тренер Костарев. Я тоже взял кружку с горячим напитком с общего стола и уселся на лавку около своего одёжного шкафчика. Рядом бухнулись Корнеев и Бобров.
— Как дальше играть будем? — Спросил всю команду Виталий Петрович, при этом выразительно посмотрев на меня. — За первый период три шайбы получили в контратаках при позиционном нападении.
— Не помогла наука, — криво усмехнулся нападающий Фокеев.
— Фока прав, — поддержал партнёра по тройке Лёня Кондаков. — Продолжим в том же духе, набросают нам «целую авоську».
— Да, голову за две тренировки не перестроишь, — неопределённо высказался Сева Бобров. — Слишком привыкли вы играть в откат.
— Бей-беги, — короткое, но ёмкое определение дал пермскому хоккею Юра Корнеев.
— Да! Б…ть! — Вспыхнул как вулкан, Костарев. — Вам здесь в Москве хорошо рассуждать! Кто всех хороших игроков с периферии переманил?! Квартирами, машинами, сборной? Вот мы и играем, как попроще, да понадёжней.
— Хорошо, — сказал я, отставив в сторону чай. — Наша тройка играет по науке, с которой можно побеждать. А вы по привычке.
— Беги и бей, — хохотнул Корней.
— И ещё одно, — добавил Бобров. — Во втором тайме ленинградцы уже «подсели». Так что нашу тройку можно выпускать через смену. Постараемся сейчас с мужиками сделать задел. А в третьем периоде — всем будет тяжко, там уже от обороны поиграем.
— Добро, — буркнул Костарев.
На выходе из раздевалки, когда команда громко топая коньками по резиновому коврику, шла на вторую половину встречи, главный тренер пермяков меня тормознул.
— Ты зачем свою вторую вратарскую маску, этот «кошачий глаз», отдал «Кировцу»? — Зло прошептал он.
— Я как советский человек не могу позволить себе побеждать не честно, — я застегнул на голове мотоциклетный шлем. — В спорте, Виталь Петрович, есть соперники. В спорте — нет врагов.
— Тьфу, б…ь! — Махнул на меня рукой Костарев.
Начала второго тайма вышло немного сумбурным и безрезультативным, хоть наша тройка Бобров — Крутов — Корнеев, и выходила через смену. Наставник
— Корней, — я толкнул в плечо партнёра по команде. — Помнишь, на тренировке сыграли скрещивание, когда ты ушёл от борта в центр, увёл за собой защитника, а я ворвался по твоему краю в зону атаки?
— Хочешь сейчас так же сделать? — Понял меня с полуслова Юра Корнеев.
— Да, — кивнул я. — А ты Сева войди в зону по левому краю параллельным курсом.
— Только дай на крюк, — пробурчал Бобров.
— Смена! — Крикнул нам в ухо Костарев. — Давай! Давай! Мужики, надо дожать!
Мы всей тройкой перемахнули через бортик и поехали на точку вбрасывания, которое было в нашей зоне. Вратарь Витя Родочев поёрзал коньками на пяточке и принял соответствующую стойку. Судья матча бросил шайбу и дунул в свисток. Ленинградский центрфорвард обреченно махнул клюшкой уже по пустому месту. А мы тем временем понеслись в атаку. Я обыгрался с Севой, ушёл от силового приёма, и отдал направо черный резиновый диск Корнею.
Юре тоже пришлось немного потолкаться, потому что защитник «Кировца» буквально, как клещ вцепился в него клюшкой. «А между прочим, товарищ судья в нулевые за такое будут давать две минуты!» — подумал я, разогнавшись в открывшийся мне проход по левому краю. Корнеев убрал шайбу под себя, где я её и подхватил.
— А-а-а! — Заревели на трибунах болельщики, предчувствуя забитый гол.
Я по диагонали пошёл на ворота ленинградцев, потом довернул корпусом вправо, вытянув на себя вратаря и защитника и, с неудобной руки, подкидкой, набросил шайбу на котящегося параллельно Севу Боброва. Дальше всё было делом техники. Шлёп и чёрный резиновый диск затрепетал в сетке ворот.
— Го-о-ол! — Закричали зрители с мест.
— Давай Бобёр! — Орал седовласый болельщик с первого ряда.
Мы с Корнеем без особых эмоций поздравили Севу с заброшенной шайбой и поехали на смену. На механическом табло вылезли цифры 4:3 в пользу «Молота».
— Давай в следующий раз сыграем зеркально, — предложил Бобров. — Так же заедем, но с моего левого края в зону атаки.
— А я замкну, — улыбнулся Корнеев.
— Юр, давай без самодеятельности, — хмыкнул я. — Я на тебя прострелю, а ты скинешь по центру на накатывающегося Севу. Всеволод Михалыч кладёт шайбы лучше, чем рукой.
— Я тоже хорошо кладу, — обиделся Юра Корнеев.
— Кладёшь то ты хорошо, — хохотнул я. — Только иногда мимо перекладываешь.
— Балаболка, язык без костей, — пробурчал Корней.
— Смена! — Вновь гаркнул мне в ухо Костарев.
Правда, когда мы выкатили на лёд, вбрасывание было уже в зоне атаки.
— Гаврила! — Услышал я со скамейки запасных «Кировца» голос их тренера. — Не можешь выиграть вбрасывание, дай ему как следует! Сколько можно…
— Вроде тебя бить хотят, — улыбнулся Корнеев.