Туманная страна Паляваам

Балаев Николай Петрович

— Рыбы наловить бы, да блесны нет. Слушай, я обегу окрестности с ружьишком, а? Моментом.

— А леска есть?

— Есть кусочек в рюкзаке, да толку-то без блесны и крючка!

— Ну, беги, только недолго.

Я взял ружье, пару зарядов и пошел вдоль протоки. Река взбухла, вода пожелтела. Волны прыгали друг на друга, бросая в воздух грязные шапки пены.

Стоянка наша оказалась на небольшом островке. Я излазил все кусты, осмотрел косы — пусто.

Мишка сидел у костра. Огонь весело плясал по сучьям плавника, сворачивая в кольца лохматые обрывки коры.

— Шаром

покати, — сказал я. — Все по закону бутерброда.

— Я как чувствовал. — Мишка протянул мне раскрытую ладонь. На ней лежала маленькая блесна, как раз на хариуса.

— Ничего себе! — Я взял блесну. — Где достал?

— Дядя подарил, — буркнул Мишка, поднимая с песка ту самую «копилку». Коробка зазвякала, и Мишка сунул ее в рюкзак.

— Сам, что ли, сделал?

— Я ж говорю — дядя. — Он отвернулся. — Чего уставился, лови завтрак.

Блесна была сделана по всем правилам, из кусочка латуни. Выемка залита оловом, с одной стороны из него торчала игла, отожженная и загнутая крючком, на другой — крохотное ушко.

— Живем, дядя! — Я разыскал обрывок лески, распутал, привязал один конец к палке, на второй нацепил блесну, сложил леску у ног кольцами и, раскрутив блесну, швырнул в волны. Она сверкнула, прыгая над гребнями, тут же к ней метнулось узкое фиолетовое тело с черно-бордовым плавником, леска дернулась, натянулась струной.

— Сидит! — закричал Мишка.

— Спокойно. — Я быстро вывел хариуса к берегу и рывком бросил на песок. Он мелко-мелко задрожал, растопырил плавники, глотнул воздуха и заплясал, свиваясь кольцом.

— Вот и уха! — Мишка схватил рыбину.

Я тут же выкинул на берег вторую.

— А ну, дай попробовать! — загорелся Мишка.

— Вали.

Он бросал минут десять, и все бесполезно.

— Не так крутишь, не в тот момент отпускаешь леску. — Я попытался научить, но ничего не получилось. Блесна летела недалеко, камнем шлепалась в воду.

— Таланта нету, — вздохнул Мишка, азарт в его глазах погас.

По высокой воде мы лихо полетели вперед. За двухголовой горой вплотную к правому берегу тянулись длинной вереницей низкие холмы.

— За этими холмами поворот направо, — сказал я Мишке. — А там с любой горки в ясную погоду усадьбу видно.

— Загибаешь, — недоверчиво прищурился Мишка.

— Сам в прошлом году смотрел. Весь поселок, как горстка спичечных коробков, а за ними море. Синее.

— Посмотрим, посмотрим, что там за море. — Он все еще не верил. Помолчал, а потом неожиданно спросил:

— Ты дома чем занимался?

Совсем я не ожидал такого вопроса. А действительно, чем я занимался дома? Учился в школе, родительские хлеба ел. Собирался после школы в какой-нибудь институт поступить, а тут повестка из военкомата. Вот и все. Эдакая распланированная без моего непосредственного участия жизнь.

— Образование получал, — сказал я Мишке. — А потом служил в десантных. Потом оленеводом…

— Жидкая биография, — вздохнул Мишка. — В Москве с парашютом не попрыгаешь, оленей тоже нет, кроме как в «Фиалке», в Сокольниках, в виде отбивной. Да в кино показывают, в «Клубе кинопутешествий». Выходит, городской

специальности нет?

— Выходит.

— Ну, не горюй. После всех наших турне я тебя, пока разберешься, к одному знакомому пристрою. Друг, так сказать, детства. Работа простая, но шустрить надо. Толчется он у букинистических магазинов. Например, тащит какая старушка книжную заваль. Йогов, допустим, издания прошлого века. Ну, оценяют их, предположим, в четвертной. А он ей тихонько на ушко: «Двадцать семь, бабуся». Она: «Ох, сынок родимый, бери. Мне уж энта физкультура не помогает». Он и берет, у него заказ есть солидного человека, который сам времени не имеет искать, а за услугу еще десятку приплатит. Так этот парень и промышляет…

…На второй день после пурги холмы отвернули в сторону и уползли за спину. Теперь река несла лодку прямо на север. Скоро море, и там, в устье реки, колхозная усадьба.

Равнина, по которой мы плыли, была плоской и широкой, только торчали кое-где пузырями небольшие холмики. Мы не вытерпели, забрались на один.

— Правда море! — ахнул Мишка.

Море занимало весь горизонт на севере и ослепительно сверкало. Так же сверкало над ним небо. Даже глаза пришлось щурить.

— Я ж говорил.

— Теперь верю. — Мишка подпрыгнул от восторга. — А село?

Мы долго шарили взглядами. Наконец я увидел крохотные белые коробочки.

— Во-о-он, смотри.

— Вижу-у, — прошептал он. — Дома! Настоящие!

Он повернулся и чуть не кубарем полетел с откоса к лодке. Я побежал следом. Уже скоро, скоро!

Берега тянулись бесконечной двухметровой стеной. Вся тундра кругом наглухо заросла кедровым стлаником и ольховником. Отойти на сто метров от воды — час потратишь. Высоко над головами проплыла волнистая линия журавлей. Треща крыльями, выпорхнул из кустов и стремительно метнулся на другой берег выводок куропаток. Птенцов уже не отличишь от родителей — крупные.

— Чего на юге делать? — сказал Мишка. — Ерунда все это, дурной тон. Мы с тобой купим путевки — и в Польшу. Оттуда в Чехословакию, потом в Болгарию. А?! Интеллигентное турне бывших оленеводов! Визит к братьям-славянам! Это будет дело! Как, согласен?

— Поедем, Мишка.

Действительно, почему бы не поехать? Два у меня было увлечения в школьные годы: за партой — древняя и средневековая архитектура; на каникулах — охота и рыбалка… Вот и поедем в славянские страны, надышусь до одури готикой…

— Или еще лучше — вокруг Европы! — закричал Мишка. — От финских скал до стен Колхиды! Париж! Рим!! Неаполь!!! «Санта Лючию» поют эти, в гондолах! И тут мы с разинутыми ртами. А? Каково?!

— Ух! — вздохнул я и зажмурился от наслаждения. — Все будет!

И поедем, кого нам бояться? Денег хватит и еще останутся. А на кой дьявол нужен остаток? Нет, мы их все вбухаем, мы такую экспедицию завернем, что… что…

— Мишка, — торжественно сказал я. — Слушай, немытый мамонт! Мы возьмем две путевки вокруг Азии и Африки, во Владивосток. Порт есть такой — Момбаса. Чувствуешь, как там-тамы в названии грохочут? И живет где-то в том районе охотник, ну, тот, из «Барабанов судьбы»…