Туманный Кот
Шрифт:
Гретор, понимая, что после обеда всех потянет на сон, сразу приказал собираться и строить колонну. Реку перешли вброд, причём все искали, где вода глубже, чтобы снова ощутить прохладу. Они ещё не обсохли, когда упёрлись в другие отряды, стоящие среди поля с травой по пояс. Когда Гай Гретор добрался до штаба, то оказалось, что впереди противник, который готовиться к бою.
Чиновник, поблескивая на груди триграммой четвёртой ступени, рассказывал дислокацию перед боем, где Гретору отводилось центральное место, а остальные отряды поддерживали его по бокам. Гретор с опозданием подумал, что совсем не подготовился к бою, так как не все бойцы
В отличие от Гретора, Секлеция оказалась более подготовленной к бою, и уже разложила по разным отделениям сумки самодельные бинты, высушенный мох и верёвки с колышками, для остановки крови в случае серьезных травм. Возле неё сидел Гаврош, помогая ей выпрямлять бинты. «Когда же она успела?» — удивился Гай Гретор, но времени на расспросы не осталось, так как противник, не таясь, уже спускался по пологому склону поля в направлении войск Райны.
— Держаться друг друга! — крикнул Гай Гретор, подбадривая своих.
Первые ряды запели что-то патриотическое, которое вскоре превратилось в нестройный рев. Уже отчётливо видны чужие лица с хищным оскалом, которые тоже подбадривали себя криками, сотрясая зажатыми в руках палками. «Пора!» — подумал Гай Гретор и, набрав в лёгкие воздуха, закричал во всю глотку:
— Круши врага!
Рядом подхватили крик, который превратился в протяжное «а-а-а-а-а-а», и все побежали в едином порыве, не чувствуя ног. Мощная лавина олицетворяла силу, и передние ряды врага дрогнули и потеряли стройность, что только воодушевило атакующих. Не останавливаясь, они врезались во вражеский строй, разрушая его, точно острый нож впивается в масло. За отрядом Гретора потянулись другие, расширяя дыру во вражеском строе, острой стрелой нацеливаясь на ставку врага, стоящую за войсками.
«Как удачно!» — подумал Гретор, а через мгновение понял, что попал в ловушку – строй бойцов, защищающих ставку противника, раздвинулся, и Гай Гретор увидел какие-то длинные колоды, уложенные на колёса от телеги. Странного вида тип наклонился к одной колоде, удерживая в руке зажженный факел, и перед отрядом выросло облако дыма, из которого с жужжаньем что-то неслось на Гретора. Это «что-то» с лёгким шлепком впилось в тело соседа, орошая кровью всё вокруг. Гретор, не останавливаясь, понёсся быстрей, чтобы убить странного типа, орудующего возле колоды на колёсах. Он уже замахнулся на него, но в голове что-то взорвалось, и Гретор упал, теряя сознание.
Когда он открыл глаза, над ним склонилась Секлеция, которая бинтовала ему рану на голове, а рядом, живые и невредимые, сидели его братья, окружённые со всех сторон бойцами противника. Сзади, сколько видели глаза, лежали тела бойцов его отряда, разорванные на части и в неестественных позах.
— Секлеция! Так вот ты где!? — радостно воскликнул какой-то тип, а Секлеция подняла на него глаза.
— Слепой? — её удивлению не было границ, а рука замерла, так и не закончив бинтовать голову Гретора. Рядом с типом, которого Секлеция назвала Слепым, стояла девушка, с живым интересом рассматривая братьев. Она бесцеремонно уставилась на Гретора оценивающим взглядом, рассматривая его мощную фигуру.
— Я должен с тобой поговорить, — сказал Слепой, обращаясь к Секлеции.
— Я не закончила, — ответила Секлеция, продолжая бинтовать.
— Мэриэнелла закончит, — сказал Слепой,
— Отойдём, дело серьезное, — сказал он, направляясь к одинокой колке, где росли несколько лиственных деревьев. Слепой не спешил начинать разговор, как опытный игрок, осторожно рассматривая Секлецию.
— Кто он тебе? — спросил Слепой, внимательно наблюдая за Секлецией. Она тоже сделала несколько шагов и только потом сказала: — Мой муж.
— А остальные? — поинтересовался Слепой.
— Его братья, — ответила Секлеция и, покраснев, добавила, понимая, что Слепой всё равно узнает настоящую правду: — Они тоже мои мужья.
У Слепого поднялась бровь, и он замолк, чтобы скрыть недоумение. Впрочем, богатая практика картёжных баталий помогла ему быстро собраться, и он сказал, на этот раз искренне: — Секлеция, ты мне нравишься. Я это понял, когда ты исчезла. Твои… — возникла заминка, но Слепой продолжил: — Твои мужья в моей власти и я могу сделать с ними то, что хочу. Если ты остаешься со мной, я их отпускаю на все четыре стороны, если нет – они не проживут и до вечера.
— Но они, же меня любят! — воскликнула Секлеция, на что Слепой спокойно ответил: — Я отдам им Мэриэнеллу.
На удивлённый взгляд Секлеции, Слепой добавил:
— Не беспокойся за них! Мэриэнелла в постели похлеще тебя будет, вытворяет такое, что тебе и не снилось.
— Уже вечер, у тебя не осталось времени, — спокойно сказал Слепой, оставив Секлецию в тени деревьев. Не успел он отойти нескольких шагов, как земля задрожала так, что люди попадали. На юго-западе возникло белое облако, быстро превращаясь в грязный гриб, над которым вырвался огненный столб. Словно из ствола пушки, в небо вылетел серебристый шар, пылающий огнём. Люди, на некоторое мгновение, почувствовали невесомость и всплыли в воздух, чтобы потом больно грохнуться об землю. Всё вокруг затряслось, поднимая пыль, а вода в речке, где купались бойцы, потекла вспять.
Слепой бросился к Секлеции, обнимая её, словно хотел защитить от этого катаклизма. Его невольное движение смягчило негодование девушки, которая тут же его простила, находя весомые причины его поступков.
В небе плыл, поднимаясь всё выше и выше, серебряный шар, поражая воображение. С опозданием долетел грохот, растягивая мембраны уха, словно на планету обрушилось небо и на несколько минут все оглохли и замерли в неестественной тишине. Лишившись слуха, они не уловили громогласного слова, раздавшегося над планетой Тимурион, которое имело только один смысл: «Мама!» Слепой, прижимая Секлецию к себе, с удивлением увидел, как серебристый шар в небе вдруг окутала тёмная пелена, которая, словно паранджой, потушила его лик.
Гаагтунгр сердился, так как их операция прошла совсем не так, как им хотелось. Война, развязанная новым правителем Тартии, не вылилась в огромное противостояние и злодейство. Гаагтунгр думал, что Веельзевул плохо поработал со Слепым и не возбудил в нём зверя, способного творить зло в силу своего внутреннего облика. В новом правителе оставалось много от человека, но манипулировать с душой они не могли, ввиду не писаной конвенции и боязни того, что они превратятся в Ничто. Соблюдая эти дурацкие конвенции, они должны убедить, а не заставлять, а как его убедишь, когда он так некстати влюбился.