Туманный вирус
Шрифт:
Итак, размышлял Шухарбаев, что мы имеем? Мы имеем змеиное гнездо, все обитатели которого разнесены в клочья. Подтверждением тому были спутниковые снимки, сделанные с помощью сверхмощных объективов ночного видения. Шухарбаев видел их собственными глазами и не сомневался, что от генеральского дома камня на камне не осталось. Это означало, что Умурзакова и Омарова вместе с их охранниками разнесло на клочки. Таким образом, главе нацбезопасности Казахстана ничего не мешало провозгласить это своей заслугой. Он вычислил участников заговора и беспощадно уничтожил их, о чем будет доложено президенту, как только Мустафа и его люди ликвидируют Курбатова. Конечно,
Вот оно, решение проблемы, единственная возможность выйти сухим из воды и даже заслужить благодарность Султанбаева! А президентский трон… шайтан с ним. Шухарбаев и без него проживет, пока есть высокий кабинет с любимой картиной на стене и душистой травой, веселящей душу.
Впервые за долгое время улыбнувшись, Шухарбаев пошел за своей заветной трубкой.
IV
Ночная степь — это когда вокруг темным-темно, а где-то вдали, у самой кромки горизонта, мерцают еле видимые огоньки, до которых дальше, чем до звезд над головой. Среди звезд одна движется — рубиновая. Это самолет, в котором дремлют люди, даже не подозревающие о твоем существовании. Еще на небе висит желтый серп месяца. Само небо выпуклое — исполинская черная чаша, накрывшая плоскую землю. Ни деревца, ни оврага, ни камня. Лишь голая ровная степь, которой ни конца ни краю. Жить здесь почти то же самое, что умереть. Но помирать было рановато.
Курбатов закашлялся, отстраненно прислушиваясь к хрипу в своей простуженной груди. Воспаление легких? Пустяки. Он уже несколько дней страдал от жара и кашля, но научился обходиться подручными средствами. Потом, когда все будет позади, он вылечится окончательно, а если нет, то и ладно. Главное сейчас — довести начатое до конца. Пусть мама с папой порадуются хотя бы на том свете. А потом можно и к ним в гости. Хотя, если священники не врут, то место Курбатову уготовано где-нибудь в низших кругах ада. Интересно, сколько веков придется ему искупать грехи, чтобы перебраться повыше? А, плевать! Даже если пекло ожидает его до скончания веков, то он все равно осуществит задуманное. Ведь он дал слово над остывающим телом матери. Которую даже не сумел похоронить по-человечески…
Холод пробрал Курбатова, он задрожал, как маленький, одинокий щенок. Скорчившись на земле, он прислушался к тоскливому многоголосому вою, несущемуся над степью. Скорее всего, это не волки, но бродячие казахские собаки опаснее волков, потому что всегда голодны и ненавидят так называемых двуногих друзей. К счастью, ветер дул в ту сторону, откуда раздавался вой, иначе одичавшие шавки могли учуять добычу, а выдавать себя выстрелами не хотелось. Да и патронов в пистолетном магазине было раз-два и обчелся. Убегать пришлось спешно, не прихватив ни серьезного оружия, ни теплой одежды. Вышел по малой нужде и не вернулся. Но обижаться на Курбатова больше некому. Его не слишком гостеприимные хозяева взлетели в воздух вместе со своим бестолковым воинством. Как минимум десяток спецназовцев вместе с ними. И, если повезло, настырный Олег Белов, возомнивший себя Шерлоком Холмсом или Джеймсом Бондом. Теперь никто не помешает Курбатову довести начатое до конца.
До конца многих тысяч казахов, которым предстоит ответить за преступления своих соплеменников. Ведь карает же господь человечество за вполне невинный грех Адама и Евы? Значит, это и есть справедливость. Высшая справедливость.
— Уже скоро, мамочка, — прошептал Курбатов. —
Мысленно он перенесся за стол, накрытый самой белой скатертью, которую можно себе представить. Его родители, чистые, нарядные, веселые и совсем-совсем живые, сидели за этим столом, ласково улыбаясь маленькому Курбатову. На столе целые горы фантастически вкусной домашней еды.
Возьми еще вареничков, Стасик.
Нет, мама, я наелся. Я пить хочу.
Отец открывает литровую бутылку с газированной водой. Нет, пусть лучше это будет емкость на два литра. Даже на пять. Не бутылка, а прозрачная канистрочка со специальной ручкой для переноски. Но нести ее никуда не требуется, это глупо — волочить воду неизвестно куда, когда можно просто вливать ее в себя, жадно глотая, фыркая, обливаясь.
Спазм, перехвативший пересохшее горло, был таким болезненным, что Курбатов очнулся. Чудесное видение исчезло. Вместо белой скатерти перед глазами черная земля, от которой тянет могильным холодом.
Который час? Сколько времени прошло с момента взрыва? Курбатов не знал. Часов он не носил, а мобильник разрядился. Хорошо еще, что успел звякнуть Шухарбаеву и попросить прислать машину. В одиночку отсюда не выбраться. Дороги наверняка перекрыты, по степи рыщут патрули, в радиусе двадцати километров выставлены оцепления. Чтобы не схватили, необходимо удостоверение сотрудника Комитета Нацбезопасности. Как только Курбатов обзаведется таким, он, не дожидаясь истечения срока ультиматума, нанесет удар. Пластиковый прямоугольничек позволит ему без помех добраться до места. Помимо этого почти наверняка удастся захватить машину, на которой за ним прикатят. Угонять генеральский джип Курбатов не рискнул, опасаясь выдать себя шумом и угодить в облаву. Но колеса — дело наживное. Главное, что есть куда на них ехать.
Собиравшись рассмеяться, Курбатов закашлялся, достал из кармана одноразовый шприц, ампулу пенициллина и сделал себе укол. При его хроническом бронхите схватить простуду было опасно. Больным и слабым не место на этой бренной земле. Здесь выживают сильнейшие.
Нащупав в кармане еще одну ампулу, Курбатов решил, что воспользуется ею утром и стал прислушиваться. Очень скоро до его ушей донеслось отдаленное гудение двигателя. Ловушка сработала. Оставалось убить дичь и выпотрошить ее.
Курбатов все-таки засмеялся, и на этот раз кашель не помешал ему.
V
Дорога пролегала в сотне метров от того места, где находился Курбатов. Он увидел свет фар, услышал нарастающий шум автомобиля и несколько раз выхватил пистолет из кармана, проверяя, не цепляется ли тот мушкой за подкладку.
При виде его фигуры, идущей к дороге, машина остановилась. Он прикрыл глаза от слепящих лучей фар и помахал рукой. В голову пришла шальная мысль о том, что сейчас он представляет собой идеальную мишень. А вдруг не он один такой хитрый? Вдруг старый казахский чекист приказал подручным избавиться от него.
Выстрелы не прозвучали. Машина затормозила, оттуда почти одновременно выбрались двое. Один, назвавшийся Мустафой, был низеньким и почти квадратным, но не толстым, а просто кряжистым. Второй возвышался над ним на полторы головы и носил испанские усы, обрамляющие подбородок.
— Ты кто? — спросил Мустафа у Курбатова, остановившегося в десяти шагах.
— Не догадываешься? — спросил Курбатов.
Это была ошибка. Мустафа тут же вытащил пистолет, перехватив инициативу.
— Руки!