Туманы Авалона
Шрифт:
Когда Моргейна ступила из порог, одна из ее дам обратилась к ней:
– Госпожа моя, король вернулся и ждет вас в своих покоях.
– Да, я так и думала, – сказала Моргейна, отвечая скорее себе, чем даме. Головная боль тугим обручем охватила ее голову, и на миг Моргейна задохнулась, не в силах заставить себя войти во тьму замка, что всю прошедшую холодную зиму смыкалась вокруг нее, словно западня. Затем она строго велела себе перестать дурить, стиснула зубы и прошла в покои Уриенса; полураздетый король растянулся на каменном полу, а камердинер растирал ему
– Опять ты себя изводишь, – сказала Моргейна, едва удержавшись, чтоб не добавить: «Ты ведь уже не юноша, чтобы так носиться по окрестностям».
Уриенс ездил в соседний город, разбирать тяжбу о каких-то спорных землях. Моргейна знала, что теперь королю хочется, чтобы она посидела рядом с ним и послушала новости, привезенные из поездки. Она уселась в свое кресло и принялась вполуха слушать Уриенса.
– Можешь идти, Берек, – сказал он слуге. – Моя леди сама принесет мне одежду.
Когда камердинер вышел, Уриенс попросил:
– Моргейна, ты не разотрешь мне ноги? У тебя получается лучше, чем у него.
– Конечно, разотру. Только тебе нужно будет пересесть в кресло.
Уриенс протянул руки, и Моргейна помогла ему подняться. Она поставила королю под ноги скамеечку, опустилась на колени и принялась растирать его худые, мозолистые стариковские ступни, и растирала до тех пор, пока кровь не прилила к коже и они не стали снова выглядеть живыми. Затем она достала флакончик и растерла искривленные пальцы Уриенса ароматическим маслом.
– Вели своим людям пошить тебе новые сапоги, – сказала Моргейна. – Старые, должно быть, треснули и натерли ногу – видишь, тут водянка?
– Но старые сапоги так хорошо сидят на ноге, а новые вечно жмут, пока их не разносишь, – возразил Уриенс.
– Делай, как тебе угодно, мой лорд, – сказала Моргейна.
– Нет-нет, ты, как всегда, права, – сказал король. – Завтра же велю дворецкому снять мерку.
Моргейна отложила флакон с ароматическим маслом и взяла старые, потерявшие форму мягкие сапоги. Она подумала: «Может, он понимает, что эти сапоги могут оказаться для него последними, и потому ему так не хочется с ними расставаться?»Моргейна не знала, что будет означать для нее смерть короля. Она не желала ему смерти – в конце концов, она не видела от него ничего, кроме добра. Моргейна надела Уриенсу на ноги удобные домашние туфли и встала, вытирая руки полотенцем.
– Ну что, тебе лучше, мой лорд?
– Спасибо, дорогая, все просто замечательно. Никто не ухаживает за мной так хорошо, как ты, – отозвался Уриенс. Моргейна вздохнула. Когда он обзаведется новыми сапогами, то наживет и новые неприятности; как он вполне справедливо предполагал, новые сапоги окажутся тесными и будут натирать ноги точно так же, как и нынешние. Возможно, Уриенсу стоило бы отказаться от поездок и сидеть дома, но на это он не пойдет.
– Тебе следовало отправить Аваллоха разбираться с этим делом, – сказала она. – Ему надо учиться править своим народом.
Старший сын Уриенса был ровесником Моргейны. Он уже долго ждал возможности царствовать, а Уриенс, похоже,
– Конечно, конечно, – но если бы я не поехал, люди бы подумали, что король о них не заботится, – отозвался Уриенс. – Но, возможно, следующей зимой, когда дороги станут скверными, я так и сделаю…
– Хорошо бы, – сказала Моргейна. – Если у тебя снова появятся ознобыши, твои руки могут совсем отказать.
– Я ведь уже старик, – добродушно улыбнувшись, сказал Уриенс, – и с этим ничего не поделаешь. Как ты думаешь, будет у нас на ужин жареная свинина?
– Будет, – сообщила Моргейна. – И еще ранние вишни. Я позаботилась.
– Ты просто замечательная хозяйка, дорогая, – сказал Уриенс и взял жену под руку. Они вместе вышли из комнаты.
«Он считает, что это любезно – так говорить», –подумала Моргейна.
Все домашние Уриенса уже собрались на вечернюю трапезу: здесь был Аваллох, его жена Мелайна, их маленькие дети, Увейн, смуглый и долговязый, три его сводных брата и священник, их наставник. Ниже за длинным столом сидели рыцари и их дамы и старшие слуги. Когда Уриенс и Моргейна заняли свои места и Моргейна велела слугам нести ужин, младший ребенок Мелайны принялся капризничать.
– Бабушка! Я хочу к бабушке на колени! Хочу, чтоб бабушка меня кормила!
Мелайна – изящная темноволосая молодая женщина, находившаяся на позднем сроке беременности – нахмурилась и велела:
– Конн, успокойся сейчас же!
Но малыш уже заковылял к Моргейне. Моргейна рассмеялась и взяла его на руки. "Не очень-то я похожа на бабушку, –подумала она. – Мы с Мелайной почти ровесницы".Но внук Уриенса любил ее, и она прижала малыша к себе; курчавая головка уткнулась ей в грудь, а в руку вцепились чем-то перемазанные пальчики. Моргейна нарезала свинину мелкими кусочками и стала кормить Конна из своей тарелки, а потом вырезала для него кусочек хлеба в форме свиньи.
– Вот видишь, так ты можешь съесть еще больше свинины… – сказала она, вытирая жирные пальцы, и сама принялась за еду. Моргейна поныне почти не ела мяса; она макала хлеб в мясную подливу – и только. Она быстро, раньше всех, покончила с едой, откинулась на спинку кресла и принялась тихонько что-то напевать Конну, а тот, довольный, свернулся у нее на коленях. Через некоторое время Моргейна заметила, что все прислушиваются к ее пению, и умолкла.
– Пожалуйста, матушка, спой еще, – попросил Увейн, но Моргейна покачала головой.
– Нет, я устала. Что это там за шум во дворе?
Она поднялась из-за стола и велела слуге посветить ей. Слуга встал у нее за спиной, высоко подняв факел, и Моргейна увидела, что во двор въехал всадник. Слуга всунул факел в подставку на стене и бросился к всаднику, чтобы помочь ему спешиться.
– Мой лорд Акколон!
Акколон вошел в дом. Алый плащ вился у него за спиной, словно поток крови.
– Леди Моргейна, – произнес он и низко поклонился. – Или мне следует говорить – госпожа моя матушка?