Туманы Авалона

Брэдли Мэрион Зиммер

Моргейна продолжала сжимать девочку в объятиях; она никак не могла успокоиться.

– Потому, что ты еще до рождения была обещана Авалону, дитя мое. Потому, что твоя бабушка была жрицей, и потому, что у меня нет дочери, которую я могла бы посвятить Богине. Вот тебя и отправили на Авалон, чтобы ты научилась его мудрости и служила Богине.

Моргейна лишь сейчас заметила, что плачет, и слезы капают на золотистые волосы Нимуэ.

– Кто тебе сказал, что тебя отослали в наказание?

– Одна служанка, когда собирала мои вещи… – нерешительно отозвалась Нимуэ. – Я слышала, как она сказала, что маме не следовало бы отсылать меня в такое нехорошее

место… А отец Гриффин часто говорил мне, что я – нехорошая девочка…

Моргейна опустилась на землю и, усадив Нимуэ себе на колени, принялась укачивать ее.

– Нет-нет, – нежно сказала она, – нет, милая, нет. Ты – хорошая девочка. Если ты озорничаешь, или ленишься, или не слушаешься, то это не грех – просто ты еще маленькая и не знаешь, как правильно себя вести. А когда узнаешь, то так и будешь делать.

А потом, решив, что слишком уж сложный получается разговор для пятилетнего ребенка, Моргейна быстро сменила тему.

– Смотри, какая бабочка! Я никогда еще не видела бабочек такого цвета! А теперь давай я посажу тебя обратно на пони.

Малышка принялась что-то рассказывать о бабочках, а Моргейна внимательно слушала ее щебет.

Будь Моргейна одна, она доехала бы до Авалона за день, но коротким ножкам пони Нимуэ это было не под силу, и потому путники заночевали на поляне. Нимуэ никогда прежде не спала под открытым небом, и потому, когда костер погас, ей стало страшно – девочку пугала темнота. Тогда Моргейна легла рядом с малышкой, обняла ее и принялась показывать ей звезды.

Девочка устала от целого дня езды и быстро заснула, положив голову на руку Моргейны, а Моргейна осталась лежать, чувствуя, как в сердце заползает страх. Она так давно не была на Авалоне! Медленно, шаг за шагом, она вспомнила все, чему ее учили – или то, что смогла вспомнить; но вдруг она позабыла нечто жизненно важное?

В конце концов, Моргейна уснула, но перед рассветом ей почудились шаги, и она увидела Врану. Врана была в своем обычном темном платье и пятнистой тунике из оленьей шкуры. Она сказала: «Моргейна! Моргейна, ненаглядная моя!»Ее голос – голос, который Моргейна за все время, проведенное на Авалоне, слышала лишь один-единственный раз, – был исполнен такого изумления и радости, что Моргейна мгновенно проснулась и привстала, оглядывая поляну и почти ожидая, что сейчас увидит перед собой живую Врану. Но поляна была пуста, если не считать заслонявшей звезды туманной дымки; Моргейна улеглась обратно, так и не поняв, то ли это был сон, то ли Врана и вправду при помощи Зрения узнала о ее приближении. Сердце Моргейны бешено колотилось; Моргейна чувствовала, как оно до боли сильно бьется изнутри о грудную клетку.

«Мне не следовало так долго оставаться вдали от Авалона. Нужно было попробовать вернуться после смерти Вивианы. Пусть бы даже эта попытка убила меня – все равно нужно было попытаться… Захотят ли они принять меня такой, какой я стала, – старой, изнуренной, изношенной, почти потерявшей Зрение, не способной ничего им дать?…»

Лежавшая рядом с ней малышка что-то сонно пробормотала и повернулась, прижавшись поближе к Моргейне. Моргейна обняла девочку и подумала: «Я даю им внучку Вивианы. Но если мне позволят вернуться лишь ради нее, это будет горше смерти. Неужто Богиня навеки отвернулась от меня?»

Наконец она снова уснула и проснулась лишь утром; начал моросить мелкий дождик. День начался скверно, и неприятности не заставили

себя ждать; около полудня пони Нимуэ потерял подкову. Моргейне не терпелось продолжить путь, и она предпочла бы посадить девочку перед собой – она и сама была легонькой, и ее лошадь спокойно могла бы везти и вдвое больший вес; но при этом ей все-таки не хотелось, чтобы пони охромел, – а значит, нужно было свернуть с дороги в деревню и разыскать кузнеца. Моргейна не желала, чтобы по округе поползли слухи, что сестра Верховного короля ездила на Авалон, но тут уж ничего нельзя было поделать. В здешних краях случалось так мало происшествий, что всякая новость тут же разносилась повсюду, словно на крыльях.

Ну что ж, ничего не попишешь. В конце концов, несчастный пони ни в чем не виноват. Путникам пришлось задержаться и разыскать в стороне от дороги небольшую деревню. Весь день шел дождь; несмотря на то, что лето было в разгаре, Моргейна озябла до дрожи, а девочка промокла и принялась капризничать. Моргейна не обращала на это особого внимания; ей было жаль малышку, особенно когда Нимуэ принялась тихо плакать, заскучав по матери, но она ничего не могла с этим поделать; первое, чему должна научиться жрица – переносить одиночество. Нимуэ придется плакать до тех пор, пока она сама не найдет какое-нибудь утешение или не научится жить без него, как это делали до нее все девы Дома.

День уже клонился к вечеру; впрочем, облака были такими плотными, что из-за них не пробивалось ни единого солнечного лучика. Однако же в это время года темнело поздно, а Моргейне не хотелось проводить еще одну ночь в пути. Потому она решила продолжать ехать до тех пор, пока они смогут различать дорогу, и тут же была вознаграждена за это решение: как только они двинулись в путь, Нимуэ перестала хныкать и принялась с интересом смотреть по сторонам. Они уже находились неподалеку от Авалона, но через некоторое время девочка так устала, что принялась клевать носом прямо в седле. В конце концов, Моргейна забрала малышку с пони и посадила перед собой. Но когда они подъехали к берегам Озера, Нимуэ проснулась.

– Мы уже приехали, тетя? – спросила она, когда Моргейна спустила ее на землю.

– Нет, но осталось уже немного, – отозвалась Моргейна. – Если все пойдет хорошо, то через полчаса у тебя будет ужин и постель.

«А если не пойдет?»Моргейна прогнала эту мысль. Сомнения были губительны и для магической силы, и для Зрения… Она потратила пять лет, кропотливо повторяя свой путь с самого начала; теперь ее знания были такими же, как перед побегом с Авалона, – а ведь тогда она не прошла еще никаких испытаний, кроме этого… «Вернулась ли ко мне моя сила?…»

– Я ничего не вижу, – сказала Нимуэ. – Это – то самое место? Но здесь же ничего нет, тетя.

И девочка со страхом взглянула на унылые промокшие берега и редкий тростник, шуршащий под дождем.

– За нами пришлют ладью, – сказала Моргейна.

– Но откуда они узнают, что мы здесь? Как они разглядят нас через дождь?

– Я вызову ладью, – сказала Моргейна. – Помолчи, Нимуэ.

Она услышала, что девочка снова капризно захныкала, но теперь, когда Моргейна наконец-то очутилась на родных берегах, она ощутила, как давнее знание хлынуло потоком и наполнило ее до краев, словно чашу. Моргейна на миг склонила голову, вознося короткую молитву – никогда в жизни она не молилась с таким пылом, а затем глубоко вздохнула и вскинула руки.