Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)
Шрифт:
— Нет. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Смотри, чтобы твой опыт не стал тормозом. А то сядешь на мель раньше, чем думаешь.
Рэке пристально посмотрел на товарища и пробормотал:
— Любишь ты красивые слова говорить, дорогой мой. Не будь ты комсоргом, я бы тебе сказал.
Ефрейтор кивнул, на лице его появилась печальная улыбка.
— Вот видишь, раньше ты таких слов мне не говорил. Ты не просто устал, но еще и зазнался… Ах, Рэке, Рэке! Я тебе вот что скажу: в эстафете бегун имеет право сойти с дистанции только
Они молча смотрели друг на друга, пока Рэке не рассмеялся. Он обнял Раудорна за плечи и потянул за собой:
— Ты слитком честный парень, чтобы на тебя обижаться. Теперь пойдем.
Раудорн отвел его руки, постоял немного и сказал:
— Я говорю серьезно, Ульф. Через несколько дней приедут новички. Не забудь о нашем разговоре.
Примерно в это же время в кабинете начальника пограничной заставы Таннберг находились два офицера. Обер-лейтенант Гартман, заместитель по политчасти, стоял, опираясь на подоконник, а лейтенант Альбрехт, командир взвода, в котором служил Рэке, сидя читал лежащие перед ним листки.
Гартман выпрямился, шумно вздохнул и твердо сказал:
— Мы должны наконец решить, товарищи, как быть с рядовым Кольхазом. Остальные вопросы, я думаю, вам ясны. Я за то, чтобы перевести его в отделение фельдфебеля Рэке. Откладывать больше нельзя. Через пять дней к нам прибудут новички. Что скажешь, товарищ Альбрехт?
Лейтенант задумчиво посмотрел на Гартмана и, постукивая пальцами по столу, ответил:
— Если верить служебной характеристике, этот Кольхаз — твердый орешек даже для такого командира отделения, как Рэке. Заносчив, дерзок и уже успел получить два взыскания, хотя служит всего ничего. Этого, пожалуй, многовато. Ни с кем не дружит… Кроме того, официально он числится в четвертом взводе. Как я объясню его перевод Рэке?
Последние слова были обращены к начальнику пограничной заставы капитану Куммеру, сидящему за письменным столом и молча слушавшему разговор. Это был коренастый плотный мужчина лет пятидесяти, в черных волосах которого только появились первые седые пряди.
— Я думаю, это не проблема, — сказал он с явным тюрингским акцентом, — меня смущает другое.
Капитан облокотился на стол, покрутил между ладонями карандаш и добавил:
— Мне кажется, Рэке уже не тот, что был раньше. Вы разве не заметили, товарищ лейтенант? В чем причина, как вы думаете?
Альбрехт посмотрел на жилистые руки капитана и ответил:
— Да, я заметил в нем перемены. Вы спрашиваете меня о причине: я считаю, что это временный отдых. Просто передышка. У каждого когда-нибудь кончаются силы.
Гартман покачал головой:
— Рэке — и передышка? Не говорите чепухи! Он полон энергии, как никто другой. И вы знаете, куда он ее расходует? Он зубрит химию.
Альбрехт откинулся на спинку стула. Провел рукой по темно-русым, спадающим на лоб волосам, проговорил:
— Я
Гартман подошел ближе, сел за стол напротив Альбрехта.
— Я бы тоже считал, что это неплохо, товарищ Альбрехт, если бы это оставалось в разумных границах, — сказал он. — Последнее время парню все легко давалось, и он решил, что достаточно работать вполсилы, чтобы все шло так же хорошо, как и раньше.
— Вот здесь вы попали прямо в точку, — поддержал его Куммер.
— Итак, теперь вопрос ясен, — подвел итог Гартман. — Если человек на своем месте не имеет возможности расти дальше, ему надо дать более сложную работу.
— Ну хорошо, а как ты собираешься с ним об этом говорить? — рассмеялся Куммер.
— Попытаюсь подействовать на его совесть. Я просто спрошу, возьмет ли он к себе Кольхаза на воспитание, и таким образом сразу убью двух зайцев.
Куммер обменялся взглядом с Альбрехтом и удивленно заметил:
— Но это не соответствует уставным правилам и нашим старым традициям.
— Ну и что же? — возразил Гартман. — Кольхаз тоже не похож на остальных. Так что же?
Куммер прикусил нижнюю губу, подумал несколько секунд, склонив голову набок, и сказал:
— Хорошо… Да, вот еще что: как быть, если он все же откажется?
— Он не откажется, — ответил Гартман. — Можешь мне поверить. — Он снова повернулся к Альбрехту и внимательно посмотрел на него. — Ты неважно выглядишь. Тебе с твоим желудком давно следовало бы обратиться к врачу. Не тяни, а то будет поздно…
После обеда Гартман вызвал к себе Рэке. Он расспросил его о том о сем, а затем стал рассказывать о рядовом Вольфганге Кольхазе, который вскоре должен был прибыть в часть.
Рэке слушал не особенно внимательно, он рассматривал Гартмана, его волосы, выгоревшие надо лбом.
Вдруг офицер нагнулся над столом и спросил:
— Вы не догадываетесь, почему я вам это рассказываю?
Рэке удивленно взглянул на командира и растерянно ответил:
— Нет. Я думаю… Нет, я и правда не знаю.
— Что вы скажете, если мы переведем Кольхаза в ваше отделение?
Фельдфебель мгновенно сообразил, какого солдата ему хотят дать, и, собравшись с духом, холодно ответил:
— Но прибывшие уже распределены. В мое отделение зачислены рядовые Поль, Кениг и Райнгард.
Гартман улыбнулся;
— Ну, если вас беспокоит только это… то это не проблема. Ну, так согласны?
— А почему именно ко мне?
Гартман встал, подошел к фельдфебелю, который тоже встал:
— Я объясню. Вы опытный воспитатель, уже через три года службы получили медаль «За отличную пограничную службу». К тому же вы член партийного комитета.
Заметив нерешительность и удивление в глазах фельдфебеля, спросил:
— Вас еще что-то беспокоит?
— Нет. То есть да. Ваше предложение кажется мне несколько необычным. Раньше об этом не просили, а приказывали.