Туманян
Шрифт:
Влияние Лермонтова, в частности «Мцыри», ощущается и в ранней поэме Туманяна «Отвергнутый закон». Образ юного героя поэмы противопоставляется образу монаха. В груди юноши бушует «пламя жизни», он бурно протестует против бессмысленного одинокого существования. Он жалуется, что «дни его проходят печально» и, обращаясь к старику, подобно герою лермонтовской поэмы, говорит: «Я жить хочу, отец, верните жизнь мне». Юноша уходит из монастыря, и старик монах проклинает его.
Изображение природы, лирические картины уже сменяются здесь, правда, еще неосознанным автором, бунтарским протестом — темой борьбы.
В первых сборниках Туманяна значительное место заняли также демократические мотивы.
Обложка журнала «Родник», в котором появилось первое печатное произведение Туманяна. 1890 г., № 8–9.
Хачатур
Всеми нитями своего существования Туманян был связан с деревней. Его всегда тянуло в родную стихию, и он постоянно общался с крестьянами. Часто поэт отправлялся путешествовать по родной стране. В начале 1890-х годов Туманян совершил поездку в Борчалинский уезд [12] . Побывал он и в родном Лори, и на медных рудниках в Алаверды, посетил старинные армянские деревни Ахпат и Сангин. По время этих поездок Туманян снова увидел, как живут и о чем думают крестьяне. В деревне вер больше и больше хозяйничали кулак и становой и больше прежнего бедствовал земледелец. Постоянное непосредственное общение с народом не могло не открыть глаза молодого писателя на несправедливость и жестокость политического строя царской России. Наблюдая безотрадные картины старой деревни, он невольно вспоминал о том, как неверно изображена жизнь крестьянства в произведениях некоторых армянских поэтов, и не без основания говорил: «Удивительный мы народ! Армянского поэта больше волнуют и огорчают темные тучи, сгустившиеся над белоснежной вершиной Масиса [13] , нежели тучи, омрачающие чело нашего крестьянина. .»
12
Ныне — район Грузинской ССР. Центр — г. Люксембург.
13
Масис — Арарат.
Сам Туманян показал реальные «тучи», «омрачающие чело» армянского земледельца. Восемнадцатилетний автор в стихотворении «Пахарь» рассказал о горькой доле деревенского труженика:
Плуг, забирай! Ну, ну, волы! Дотянем понемногу К полудню вон до той скалы,— Господь нам будь в подмогу! Дай силы, боже, их плечам!.. Свернем-ка глыбу, ну же! Хлестни их, мальчик!.. Черным дням Конца нет. Жить все туже. Не выйти из долгов по гроб; Сосед пошел судиться; Задаром пел молебен поп,— Проклясть теперь грозится. Да недоимки не малы; Намедни тож раскладку Затеяли… Ну, ну, волы! Дерите землю-матку!.. Долги плати, семью корми, Повинность справь… А хата (Эй, парень!) — голыми детьми Да голодом богата. Плуг, забирай! Ну, ну, волы! Дотянем понемногу К полудню вон до той скалы,— Господь нам будь в подмогу.От зари до поздней ночи, в борьбе с суровой природой крестьянин добывал хлеб и сам жил в нищете… Туманян показал, как самый тяжелый, изнурительный труд не мог вывести крестьянина из безысходной бедности. Судьба крестьянина всегда волновала Туманяна, и каждый раз, когда ему приходилось видеть страшные картины нищеты деревни, его сердце сжималось от боли. Осенью 1895 года, в письме к другу, он делился своими впечатлениями от вечера, проведенного в крестьянской семье. Сидел он в небольшой комнатушке, через полуоткрытую дверь слышал разговор и видел, как хозяйка суетилась и готовила яичницу для почетного гостя. «Голодные, оборванные дети возились у огня, — рассказывал Туманян, — мать едва удерживала их то проклятиями, то побоями… Мимо меня прошла старшая дочь хозяина, пряча под своими лохмотьями два лаваша [14] . Снова поднялся шум. Дети пытались отнять у сестры хлеб. Наконец, принесли яичницу и лаваши, края которых были исцарапаны голодными ребятишками…» Мог ли Туманян дотронуться до еды после того, что он видел? Он отказался, и яичница с пшеничным хлебом досталась голодным детям, которые с шумом и криками, отнимая куски друг у друга, в один миг уничтожили еду…
14
Тонко раскатанный деревенский хлеб.
Туманян был свидетелем
Наблюдения этих лет, размышления поэта о «крестьянской доле» нашли яркое выражение в незавершенной поэме «Стенания», сохранившиеся отрывки которой относятся к 1890 году. Она написана в форме задушевной беседы между юным гостем и стариком, который начинает свой рассказ жалобами на горькую участь земледельца: «Мы бедные люди, — говорит он, — в ущельях и горах проходят наши черные дни. Так много мы трудимся, столько проливаем пота — и все те же нищие и голодные». На просьбу юноши рассказать о жизни деревни, о «болях и горестях» крестьян старик отвечает:
Не умерли, видишь, живем, дружище, Завидую всем умирающим я. Что жизнь наша? Хлеба кусок зачерствелый. Зависит от неба у каждого жизнь. . . . . . . . . . . . . . . . Вот я, например. В этих мрачных ущельях, Четырежды-двадцать — мои, вот года, Я радости в жизни не видел доселе, Достатка не видел еще никогда…Автор раскрывает классовое лицо армянской деревни. С одной стороны тавады — помещики, владевшие лучшей и большей частью земли, которые сами не пашут, не сеют, но которые являются хозяевами жизни и держат в кабале «весь крестьянский народ», с другой — обездоленные и нищие сельские труженики. Устами старика Туманян бичует защищающий «богатеев» строй. Труженик не знает, «куда бы податься», где искать опоры? Кому жаловаться? Идти к сельским властям — бесполезный труд. Тавады, кулаки, ростовщики, становые и старшины — они все заодно. Старик говорит:
Подать старшине, что ли, жалобу? Что ты! Врага наживу в нем — и только всего: След вора приводит к его, ведь, воротам… Попробуй-ка правду найти у него!..В поэме Туманяна не только правдиво изображен царивший в деревне социально-экономический гнет, но и ярко показан стихийный протест армянского крестьянства. В сочувственных тонах автор рисует образ бунтаря, пастуха Чаги, не пожелавшего покориться воле «богатеев». Он с высоко поднятой головой гордо стоял на сельской площади:
«Вот суд, вот тавад, вот, смотрите, и я. Пусть выйдет! А ну-ка? Посмотрим, что станет!»Чати, разумеется, через суд и законы не мог добиться наказания тавада, но смелость пастуха пробуждала в крестьянстве дух непокорности, сознание необходимости борьбы за свои права. Вслед за рассказом о мужественном поведении Чати следуют многозначительные слова старика.
Вчера на столбе том, — был вечер, — висели Три чьих-то винтовки, — я сам проследил… Как много народу из дому исчезли…В этих строках автор ясно говорит о тех, кто не смирился с насилием и произволом, кто не покорился злой воле кулаков и «царскому закону». Покинув свой дом, с оружием в руках скрылись они в далеких горах. Стали они «качахами» — народными мстителями.
Симпатия рассказчика, в словах которого звучит гнев и ярость, на стороне бунтарей и, несмотря на свои годы, так много горечи накопилось в сердце, что и он, восьмидесятилетний старик, готов взяться за оружие:
Эх, друг! Не расспрашивай. Больше нет мочи. Не то мне придется разбойником стать…«Стенания» Туманяна Павло Тычина справедливо сравнивает с гневными песнями Шевченки и Некрасова. В них «не просто стоны, а энергичные протесты».
В 90-е годы Туманян пишет цикл рассказов из крестьянской жизни. В рассказе «Честь бедняка», привлекшем внимание Степана Шаумяна и переведенном им на русский язык, затрагиваются острые социальные проблемы. В этом небольшом рассказе автор показал униженное положение труженика, лишенного элементарных человеческих прав. В нем рассказывается, как в условиях старой деревни ничего не стоило «власть имущим» обидеть и оскорбить бедного человека. Бездельник и веселый гуляка Сандро растоптал честь бедняка Симона. И старшина, и суд, и законы на стороне обидчика. Симон не в силах защищать свою поруганную честь. Гнетущее впечатление оставляет образ несчастной девочки, маленькой Маруш, которой пришлось быть свидетельницей событий страшной ночи, поругания матери. В сельском суде, она, прижавшись к отцу, рыдала, как бы смутно сознавая весь ужас случившегося. Автор показывает звериные нравы и циничность богачей, с точки зрения которых на деньги все можно купить, а бедняк для них не человек и обидеть, оскорбить, опозорить его ничего не стоит.