Тунеядцы Нового Моста
Шрифт:
— На нашем языке?
— Да, я француз.
— Но я-то иностранка и плохо говорю по-французски.
— О, полноте!
— Вот что: говорите вы по-французски, а я буду отвечать вам по-испански. Согласны?
— Должен вам повиноваться.
— Ну, сегодня вы, я вижу, будете не так суровы со мной, как в первый раз.
— Сегодня обстоятельства совсем иные.
— Как знать! Может быть, сегодня я еще больше ваш враг, чем тогда.
— Победа вам легко достанется, — обещал он, — я сдаюсь и у ваших ног прошу пощады.
Он опустился перед
Незнакомка слабо сопротивлялась.
— Граф, да вы с ума сошли, — остановила его она, — вы уж слишком торопитесь! Кто вам сказал, что я вас люблю?
— Вы сами. Да и я люблю вас, этого для меня довольно.
— Скоро же полюбили, — насмешливо заметила она.
— Истинная страсть всегда быстро приходит.
— Да, как удар грома, — продолжала с насмешкой дама. — О, любезный рыцарь, какое это мне позволяет составить плохое мнение о вашем постоянстве!
— Потому что я говорю, что люблю вас?
— Именно. Разве вы никогда еще не любили?
— Что ж до этого? Для вас моя жизнь началась с настоящей минуты; прошлое для вас не должно существовать.
— А если я к прошлому-то и ревную?
— Ревнуете? Вы — молодая, прекрасная?
— Но вы еще меня не видали.
— Я догадываюсь. У вас не могло бы быть такого нежного голоса, таких шелковистых волос, такой атласной кожи, если бы вы не были молоды и хороши.
— Смотрите, не ошибитесь, граф.
— Докажите, что я не ошибся: снимите эту маску, она мешает.
— Ну, нет. Как только вы увидите мое лицо, ваша страсть разлетится в прах.
— Вы мило шутите. Но зачем вам так таиться от меня и даже не говорить своего имени?
— У меня языческое имя, прекрасный Эндимион; меня зовут Фебея.
— Любовь всегда ставит алтари только языческим божествам. Снимите маску, умоляю вас, моя прекрасная Диана!
— Я вам сказала — Фебея.
— Фебея на небе, а мы еще на земле.
— Ну, не стану с вами спорить; я слишком уверена, что потерплю поражение. А очень вы любили эту Диану, о которой вы говорите? Верно, и теперь любите?
— Я не знаю, на что вы намекаете.
— О, вы много одерживаете побед, граф Оливье дю Люк де Мовер! Ухаживаете по очереди то за блондинкой, то за брюнеткой; как осторожный поклонник, вы тихонько живете, запершись в своем замке, где сумели соединить вокруг себя самые разнообразные, хорошенькие цветки.
— Ну вот! Опять вы принимаете на себя роль сивиллы, забывая, что вы женщина, любимая и предпочитаемая всем другим.
— Да, в настоящую минуту. А завтра? А вчера?
— Вчера уже прошло, а завтра, может быть, никогда и не будет существовать; будем же пользоваться настоящей минутой. Я люблю вас, моя прекрасная Фебея, и умоляю, снимите маску!
— Граф, наш праотец Адам был выгнан из рая за любопытство. Смотрите, чтоб и с вами того же не случилось!
— Да, но Адам был тогда не на первом любовном свидании.
— А! — сказала она, рассмеявшись. — Так вы ждете, чтоб я откусила яблока и подала вам?
— Вы
— Дайте руку, граф, и если мы не съедим этого яблока, так я вам предложу, по крайней мере, другие за ужином.
Она как-то особенно свистнула в золотой свисток, слегка оперлась на локоть графа и, подойдя к стене, прижала пружину. Отворилась потайная дверь, и они очутились в великолепно освещенной комнате.
— Вот и райские двери, — произнес, улыбнувшись, граф.
— Или адские, — возразила она.
— Все равно, я бы хотел за ними остаться.
— Прежде войдите.
Они вошли, и дверь за ними заперлась.
Это была роскошная, нарядная спальня, драпированная дорогой материей с серебряными и золотыми разводами, с софой из груды подушек, богатым, пушистым ковром и столиком у постели, сделанным в виде раковины, на перламутровом дне которой стояла ночная лампочка. Кровать резного дуба стояла на возвышении; легкий газ покрывал фиолетовый шелковый полог, спускавшийся из-под балдахина и перехваченный посредине золотыми аграфами. В глубине алькова видна была большая картина бледной царицы ночи, увидевшей в лесу спящего Эндимиона. Туалет, полускрытый кроватью, уставлен был множеством хрустальных флаконов, распространявших нежный аромат.
Перед софой стоял стол, накрытый на два прибора, и на нем холодный ужин и лучшие испанские вина. Канделябр в семь рожков с розовыми свечами один мог бы осветить всю комнату.
Оливье подвел незнакомку к софе.
— Снимите же шляпу и плащ, граф, — предложила она, садясь с улыбкой. — Можете также снять и вашу рапиру и пистолеты. Я не в том смысле буду жестока к вам, как вы предполагаете.
Граф замялся; ему вообще было немножко неловко с этой странной женщиной.
— Мадам… — начал он.
— О, не оправдывайтесь, граф! Я на вас не сержусь за это, — она засмеялась. — По-моему, храброму мужчине даже идет быть всегда с оружием в руках; это доказывает, что вы всегда одинаково готовы идти на любовное свидание и в битву. Ну, оставайтесь, пожалуй, при своем арсенале и садитесь сюда, рядом со мной. Или вам, может быть, больше нравится сидеть через стол от меня?
— Вы очаровательная женщина, — отвечал он, поцеловав ей руку и садясь возле.
— Мне это часто говорили, но я так скромна, что никогда не верила.
— А мне верите?
— Еще меньше!
— Злая!
— Попробуйте этого вина. За ваших возлюбленных, граф!
— То есть за мою возлюбленную?
— Неужели вы считаете меня такой глупой, Оливье, что я хоть на минуту поверю вашей любви?
— Так зачем я здесь, если б я вас не любил?
— Вы забыли, граф дю Люк, что я отчасти колдунья? Я отлично знаю, зачем вы здесь… Вы несколько раз видели меня мельком, и вам никак не удавалось снять с меня маску. В последнее наше свидание я сильно заинтриговала вас и, уходя, шепнула вам два слова, которые возбудили в вас сильное желание… как бы это сказать, граф?