Туннель времени (сборник)
Шрифт:
Бэбс снова прыснула и, встав, направилась к лестнице, ведущей вниз.
— Что случилось? — удивился Кохрейн.
— Пожалуй, я все–таки оставлю вас в покое, — весело сказала девушка. — Вы всегда тщательно избегаете разговаривать со мной на личные темы. Думаю, вы боитесь, что я скажу вам что–нибудь ради вашего же блага. Останься я здесь, я, пожалуй, вполне могла бы. Спокойной ночи!
Она начала спускаться.
— Погодите! — с досадой сказал Кохрейн. — Черт побери, я и не знал, что настолько прозрачен! Простите, Бэбс! Скажите мне что–нибудь ради моего же блага!
Та поколебалась, потом очень весело сказала:
— Вы видите все только так, как их видят мужчины. Эта
— Как, например? Что. такого видит женщина, чего я не вижу?
— Женщина, — сообщила Бэбс, — видит в этой планете место, где будут жить мужчины и женщины. Жить! А вы не видите. Вы упускаете все, связанное с тем, что здесь на самом деле будут жить люди. А именно такие вещи женщина видит в первую очередь.
Кохрейн нахмурился.
— Я не так заносчив, чтобы вообще ни к кому не прислушиваться. Если у вас есть какие–нибудь мысли…
— Не мысли, — перебила его Бэбс. — Просто реакция. Нельзя объяснить реакцию тому, у кого ее нет. Спокойной ночи!
Она убежала по лестнице. Через несколько минут до Кохрейна донесся едва слышный стук закрывшейся двери одной из кают на три палубы ниже.
Он вернулся к своей беспокойной вахте у иллюминаторов, пытаясь осмыслить то, что сказала ему Бэбс. У него ничего не вышло. Под конец Кохрейн устроился в одном из чересчур мягких кресел, сделавших этот корабль столь привлекательным для доверчивых инвесторов. Он намеревался обдумать то, что могла иметь в виду Бэбс. В конце концов, она была самой толковой секретаршей, когда–либо работавшей у него, и он понимал, что без нее он как без рук. Теперь он мучительно пытался представить, какое изменение мировоззрения принесет то, что среди первооткрывателей женщины. Ему пришло на ум несколько действительно стоящих мыслей. Но такие размышления были не слишком приятными. Он не помнил, когда заснул, а проснулся от шума голосов. Наступило утро, и Джонни Симмз по–мальчишески радовался чему–то, что происходило за иллюминаторами.
— Давай, догоняй, парень, — вдохновенно кричал он. — Хватай его! Вот…
Кохрейн разлепил глаза. Джонни Симмз глазел из выпуклого иллюминатора куда–то вниз, размахивая руками. Алисия, его жена, смотрела из того же иллюминатора, но, казалось, совершенно не разделяя его одобрения. Белл перетащил свою камеру в другой конец рубки и пытался сфокусировать ее у какого–то окна.
— В чем дело? — осведомился Кохрейн, выбираясь из кресла. Веселье Джонни Симмза внезапно испарилось. Он грязно выругался. Алисия, коснувшись его руки, начала тихо ему выговаривать. Он злобно накинулся на нее, изрыгая непристойности.
Кохрейн грозно приблизился к Симмзу, и ярость плейбоя вдруг как рукой сняло. Он дружелюбно и весело улыбнулся.
— Драчка закончилась, — непринужденно объяснил он. — Неплохая была драчка. Но одна из тварей не захотела остаться и смылась.
Алиса спокойно пояснила:
— Здесь были какие–то животные. Они очень походили на медведей, только с огромными ушами.
Кохрейн с бешеными глазами взглянул на Джонни. Пожалуй, рыцарское отношение здесь излишне, но он был просто вне себя. Через миг Джед развернулся и подошел к иллюминатору. Выгоревшая площадка была покрыта пеплом, по краям виднелись угли. Теперь деревья и подлесок проглядывались хорошо. Деревья не казались странными, потому что знакомым показалось бы их отсутствие. Кустарники не произвели на него впечатления экзотических, поскольку весь его опыт с растениями был ограничен искусственными растениями телевизионных декораций да искусственно выведенной зеленью на крышах зданий. Он вообще едва ли удостаивал какую–либо
Люк шлюза раскрывался. Распахнувшись до конца, он отскочил от корпуса.
— Холден проводит что–то вроде анализов воздуха, — отрывисто сказал Кохрейн. — Животные испугались, когда распахнулась внешняя дверь. Пойду посмотрю, что он обнаружит.
Он поспешил вниз и встретил Бэбс, стоящую перед внутренним люком шлюза. Она была какой–то бледной. У ее ног стояли две плошки омерзительной на вид зеленоватой жижи. Это, разумеется, были водоросли из резервуаров воздухоочистительной системы.
— Водоросли остались живы, — сказала Бэбс. — Доктор Холден вышел в шлюз, чтобы самому попробовать воздух. Он сказал, что будет очень осторожен.
Кохрейну почему–то стало стыдно. Ожидание тянулось отчаянно долго. Затем раздался шум гидроприводов, это закрылся внешний люк. Легкий шорох, и в шлюз хлынул сжатый воздух.
Внутренний люк раскрылся. Из шлюза вышел Билл Холден с выражением веселого изумления на лице.
— Привет, Джед! Я попробовал воздух. Все в порядке. Предположительно, чуть–чуть высоковато содержание кислорода. Но до чего же чудесно здесь дышится! Могу доложить, что деревья здесь такие же, как и на Земле, в их зелени присутствует хлорофилл, и вообще это планета земного типа. Легкий запах дыма совершенно знакомый, и я считаю, что этого хватит для анализа. Я собираюсь пойти на прогулку.
Кохрейн обнаружил, что пристально смотрит на лицо Бэбс. На нем отражалось огромное облегчение, но даже Кохрейн, который, не отдавая себе отчета, ожидал чего–то в этом роде, не мог бы принять ее выражение за что–нибудь другое. Например, за восхищение.
— Я одолжу у Джонни Симмза одно из его ружей, — сказал Холден, — и огляжусь. — Или это совершенно безопасно, или все мы так и так мертвецы. Честно говоря, я думаю, что это безопасно. Там хорошо, Джед! Честно, там очень хорошо!
— Я пойду с тобой, — сказал Кохрейн. — Без Джонса и пилота корабль не сможет возвратиться обратно. Но мы с тобой не столь незаменимы.
Он вернулся в рубку. Джонни Симмз с радостью снабдил их оружием и даже вызвался сопровождать их. Примерно через двадцать минут Кохрейн с Холденом вошли в шлюз, и люк за ними захлопнулся. Свет включился автоматически, точь–в–точь как в холодильнике. Кохрейн обнаружил, что его губы искривились в ухмылке, когда на ум ему пришла эта аналогия. Через несколько секунд внешний люк распахнулся, и им открылся вид сверху на кроны деревьев. Кохрейн вздрогнул. Поручней не было, и высота пугала его. Но Холден вывесил строп, и они, раскачиваясь, спустились вниз на пятьдесят метров вдоль гладкого блестящего металлического корпуса.
Земля под их ногами все еще не остыла. Холден расстегнул строп и с совершенно не подобающей серьезному ученому прытью рванул к более холодной территории. Кохрейн последовал его примеру.
Запахи были абсолютно обычными. Горелое дерево. Дым. Звуки тоже не казались странными. Периодическое потрескивание недогоревших стволов. Оживленное и пронзительное, но, тем не менее, музыкальное пение птиц. Все впечатления перекрывала необычайная свежесть воздуха. Кохрейн отметил его, поскольку на Земле жил в городе, потом провел четыре дня в лунолете, затем еще восемнадцать дней прожил в регенерированном воздухе Луна–Сити и только что вышел из космического корабля, воздух в котором отдавал консервацией.