Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан
Шрифт:
Лив не слышит ничего.
Теперь он боится. Боится, что они утонут, погибнут. Боится за Лив.
Все, что у них есть для починки лодки, если вдруг образуется щель и лодка начнет протекать, как это случилось в прошлый раз, — это кусок доски, молоток и ржавые гвозди. Днище прогнило, выдержит ли оно?
Тур стал смотреть вперед. Каждый раз, когда лодка падала вниз с гребня волны, он был уверен, что они тонут. В страхе он вспоминал те далекие моменты, когда отец сидел у его детской кровати и они вместе читали «Отче наш». Он не заметил, как начал молиться. Он молился о «помощи и милосердии», обращаясь к Тому, Кто, как он
Когда сегодня на заре они — те, кто собрались плыть на Хива-Оа, — встретились на берегу, в кронах деревьев ревел ветер, а по небу ходили темные тучи. Никто не толком знал, каково состояние лодки и можно ли отправляться на ней по океану в такую погоду. Префект взвешивал в уме «за» и «против», попивая апельсиновый напиток.
Пока отец Викторин был в деревне, Греле занимал по отношению к Туру и Лив выжидательную позицию. Он не мучил их, как другие, но и не оказал никакой помощи, когда им пришлось трудно. Но как только священник отбыл с острова, префект стал вести себя так, словно испытывает к к Туру и Лив самые добрые чувства.
Однажды он заговорил о Поле Гогене. Действительно ли этот французский художник так известен, как он слышал?
Тур кивнул и сказал, что именно поэтому оставшееся от Гогена, представляет такую ценность — не только картины, но также письма и другие вещи.
Не мог ли Тур рассказать поподробнее, насколько все это ценно?
О, ценность вещей Гогена колоссальна! Целое состояние! — ответил Хейердал.
Через пару дней после этого Вилли Греле явился с винчестером; насколько Тур мог судить, ружье уже пережило свои лучшие дни — оно было старым, ржавым.
— Вот, — сказал с гордостью Греле, протянув ему винчестер. Тур вопросительно посмотрел на него.
Греле указал на приклад, который был украшен резьбой с изображением человека, сидящего спиной вперед на повозке, запряженной быками.
— Это вырезал сам Поль Гоген. Это было его любимое ружье. Он подарил его моему отцу, — сказал Греле.
Тур с удивлением посмотрел на резьбу и спросил, не хочет ли префект продать ружье?
Греле согласно кивнул.
— Сколько? — спросил Тур.
— Состояние.
Тур прикусил язык. Он сам виноват — это он первый произнес слово «состояние».
Он назвал сумму.
Греле покачал головой.
Тур увеличил сумму в три раза.
Ответ Греле по-прежнему был отрицательным.
— Тогда сто, — сказал Тур.
Греле согласился. Сумма, представлявшая для него состояние, для Тура особого значения не имела. Обе стороны остались довольны переговорами. Тур и Лив были счастливы, что стали обладателями столь ценного предмета искусства {167} .
Приклад. С Фату-Хивы Тур привез с собой этот приклад, украшенный резьбой всемирно известного французского художника Поля Гогена
Последнюю ночь перед поездкой на Хива-Оа Греле разрешил им провести в его доме. У него не было комаров, и впервые за долгое время Тур и Лив хорошо выспались.
Попивая апельсиновый настой, Греле рассуждал о том, что пассат, судя по всему, не утихнет
Греле отставил чашку, посмотрел на своих людей и приказал поднимать паруса.
Поднялся страшный галдеж. Паруса хлопали, люди кричали. Громче всех раздавался голос Иоане, который, взявшись за рулевое весло, объявил себя капитаном.
Лодка отчалила, ветер наполнил паруса. Пока плыли вдоль острова, все казалось совсем не страшным. Но Тур думал о том, что будет дальше, когда они выйдут в открытое море? Борт лодки поднимался над водой пугающе низко.
Греле взял с собой восемь лучших гребцов, разместив их парами на банках. Девятый член команды держал черпак, ему же поручили следить за тем, чтобы молоток и гвозди все время были под рукой. Вместе с Греле, Иоане, Лив и Туром на борту оказалось тринадцать человек.
Им предстояло одолеть путь в пятьдесят морских миль, направляясь на северо-северо-восток. Юго-восточный ветер был для них попутным. Чтобы добраться до Хива-Оа до захода солнца, нужно было сохранять скорость в пять-шесть узлов. У них не имелось ни карты, ни компаса, но Иоане крепко держал руль — он правил лодкой так уверенно, будто унаследовал это умение от своих далеких предков, однажды прибывших сюда морем.
Отойдя от острова, они заметили, что волны стали сильнее. Высокие и крутые, они с шипением вставали в шеренги и надвигались на лодку. Но Иоане выдерживал взятый курс, и Тур, хотя и был вне себя от страха, с восхищением смотрел, как он правит лодкой.
Но Иоане не мог ничего поделать с летящими брызгами и с водой, которая начала переливаться через низкий борт, и людям в лодке пришлось изо всех сил работать черпаком. Тур и Лив прижались друг к другу. Банановые листья, которыми они обвязали ноги вместо повязки, смыло водой, на волдыри и язвы попала соленая вода. Впервые в жизни Тур увидел, как Лив плачет {168} . Затем она закрыла глаза и впала в забытье.
Постепенно Фату-Хива утонула в море, тучи исчезли, и палящее солнце вступило в свои права. Хива-Оа находился где-то впереди, за горизонтом. Тур раньше почти не плавал на шлюпке, и уж точно никогда не заплывал так далеко, чтобы не было видно земли. К нему вдруг словно вернулся старый детский страх перед глубокой водой.
Однако страх не мешал Хейердалу удивляться. Они плыли в лодке, которая изначально служила спасательной шлюпкой на шхуне, но, похоже, была пригодна не столько для спасения жизней, сколько для того, чтобы преспокойно заполниться водой и утонуть. От океана их отделяло лишь несколько тонких досок, которые в штормовом море могли разъехаться когда угодно; разве не безопаснее было бы отправиться в путь на плоту? Тур, правда, знал о плотах не так уж много, но было очевидно, что плот невозможно наполнить водой и утопить {169} . На Фату-Хиве он слышал рассказы о предках туземцев, строивших плоты из бамбука и плававших на них за сотни морских миль на юг, к атоллам архипелага Туамоту {170} . Так почему же, хотелось ему спросить, потомки этих мореплавателей отказались от плотов в пользу лодок — таких, как шлюпка, в которой они сейчас плыли, или каноэ, столь любимое полинезийцами?