Турецкий берег, край любви

Майорова Ирина

Адвокатесса медленно, по-стариковски опустилась на стул и упала лицом в сложенные ковшиком ладони. Раскачиваясь из стороны в сторону, она то ли плакала, то ли мычала проклятья.

– Выпейте воды, – тронула ее за плечо Марина.

Жеральдина отвела ладони от лица – ее глаза были абсолютно сухими. Сухими и сумасшедшими.

– Я вас ненавижу… – процедила она сквозь сжатые зубы. – Он любил меня… Ладно, пусть не любил, но мы были вместе… Он готов был довольствоваться малым – походами в рестораны, недорогими подарками: одеколон, часы, браслет… Но потом позвонили вы и сказали, что хотите меня

нанять. Это была удача. Знак свыше. У меня появилась возможность задержаться. Я не хотела рассказывать ему, что нашлась клиентка… Думала, вот получу гонорар, тогда… Но не удержалась. Он так обрадовался! Понятно, не столько тому, что я еще несколько недель буду с ним, сколько моему обещанию купить ему новую машину. Он же еще совсем мальчик, тридцать лет всего. А мужчины до сорока остаются детьми. После встречи с ней, – Лямурская мотнула головой в сторону Марины, – мы побывали в салоне, выбрали машину. Ровно сорок тысяч долларов. Ахмед посидел за рулем. Он был так счастлив! Как я теперь скажу ему, что мне нечем за нее заплатить?

Марина придвинулась к адвокатессе вместе со стулом и участливо коснулась ее руки:

– Жеральдина Германовна, зачем он вам? Поедете домой – там дети, внуки. И забудете этого Ахмеда, как страшный сон.

– Страшный? Да что вы понимаете? – вскинулась Лямурская. – Может, в моей жизни большего счастья не было, чем этот мальчик? Может, я бы до конца дней только воспоминанием о нем и согревалась? «Дети, внуки», – передразнила она Марину, выпятив вперед нижнюю губу – ярко-красную по краю и сизую изнутри. – Я им нужна только для того, чтобы тянуть из меня деньги.

– Но Ахмед ведь тоже тянул, – напомнила Марина. – Одно дело, когда родным помогаешь, а другое…

– Я не хочу с вами об этом разговаривать. – Лямурская поднялась. Сгребла коричневой птичьей лапкой с ярко-красными коготками три зеленые бумажки и шаткой походкой пошла прочь.

Ни у кого из троих не хватило духу наблюдать за встречей, которая должна была состояться сейчас за стеклянными дверьми.

– Здесь есть другой выход, – сказал Кемаль, вставая.

Марина и Настя поспешили вслед за ним – в сторону, противоположную бетонному крыльцу, на перилах которого сидел в ожидании щедрого подарка от русской любовницы тридцатилетний турок.

ПОДСАДНАЯ УТКА

За последние несколько часов Таня перебрала-передумала всю свою жизнь. Много ли было в ней радости? В детстве – да, но ведь дети умеют радоваться и самому малому. А бабушка с мамой всегда старались, чтоб Таня не чувствовала себя обделенной. Чтоб не было у девочки комплекса безотцовщины.

Танина мама замуж не выходила. Дочку она родила в 42 года, и об отце ей никогда не рассказывала. По обрывкам случайно услышанного однажды разговора бабушки и матери Таня знала, что он какой-то большой начальник и о ребенке слышать не хочет.

«Все правильно, – бесстрастно, будто речь шла не о ней самой, а о ком-то постороннем, рассуждала Таня. – Все, как бабушка Валя говорила. В нашем роду любовь всегда горем оборачивается. Прапрабабка Матрена была монахиней, а родила. Из монастыря ее прогнали, от церкви отлучили. Она позора не вынесла, покончила с собой. Два ее смертных греха на весь род проклятьем и легли… Просила

же меня бабушка быть осмотрительней с мужчинами… – Таня сжала голову ладонями – в висках бухало так, будто еще немного, и черепная коробка разлетится на куски. – Эх, Дронова, Дронова… А ведь в твоей жизни уже было два “звоночка”. Но ты их не услышала…»

Красный диплом давал некоторые преимущества, ее приглашали в фирму, занимающуюся разработкой новых полимерных материалов, но Татьяна пошла работать учителем в обычную школу.

Это была ее первая осень в ранге педагога. Вечером, возвращаясь домой, она накупила гору продуктов и, выйдя из магазина, поняла, что все не донесет. Свалила пакеты на лавочку в скверике, потрясла в воздухе онемевшими кистями и огляделась в поисках частника, который согласился бы подбросить ее до дома.

Через низенькую ограду перемахнул парень:

– Танька, привет!

– Семенов, ты, что ли? – не поверила глазам Дронова.

– Надо же, узнала, а мне все говорят, изменился. Когда мы с тобой последний раз виделись, на выпускном?

Таня кивнула, хотя неоднократно следила сквозь щелку в занавеске, как он с очередной девицей заходит в свой подъезд, кусала губы и плакала. А потом одноклассник, в которого она была безответно влюблена, куда-то пропал – соседки говорили, съехал на съемную квартиру. И вот, пожалуйста, такая встреча…

– Я на машине, подброшу тебя до дома, – заявил Семенов и поволок пакеты к стоявшему неподалеку блестящему черному джипу.

Танина мать лечилась в санатории и должна была вернуться только через два дня. Семенов прошел в гостиную, вальяжно развалился на продавленном стареньком диване и попросил чаю.

Вспомнили школу. Семенов похвастался, что сумел отмазаться от армии и вот уже четыре года работает охранником у одного из депутатов Госдумы. Получает хорошо, купил джип. С квартирой пока не получается, живет на съемной, но это дело времени.

– А ты… женат? – выдавила из себя Таня.

– Не-а! – загоготал Семенов. – На хрена мне это нужно! А ты чего интересуешься, до сих пор по мне сохнешь, что ли?

На глазах у Дроновой выступили слезы.

– О! В точку попал! – изумился Семенов. – А чего ревешь? Я ж рядом! Пользуйся!

После той ночи Таня еще несколько раз встречалась с Семеновым то у него на квартире, то на чьей-то даче… Иногда слышала в ответ: «Не, сегодня не могу. Позвони через недельку».

Все закончилось через год. Таня услышала в трубке знакомое радостное гоготание: «Танька, привет! А я в Америке! Живу теперь здесь! Клево, да? Прилечу на побывку, пересечемся!»

Еще три года она жила воспоминаниями. А потом в ее жизни появился учитель информатики из соседней школы Вадим Снедаев. Они познакомились на окружной олимпиаде.

Когда работы старшеклассников были проверены и протоколы с результатами оформлены, в учительской накрыли стол. Татьяна, у которой с самого утра маковой росинки во рту не было, захмелела с одного бокала шампанского, и ее, по выражению любимых ученичков, пробило на хи-хи. А Вадим, найдя в лице коллеги благодарную слушательницу, принялся травить анекдоты. Учительницы из его школы кривились, но он их кислых физиономий не замечал.