Турецкий берег, край любви
Шрифт:
– А вы? – Одна из юных леди, которую, кажется (Кемаль не запомнил), звали Катя, кокетливо вспорхнула ресницами.
– А я уже здесь живу. Мой номер – 201. Милости прошу всех в гости. – Это «всех» присутствующих не обмануло, Кемаль смотрел только на Настю.
– Опять облом, – изобразила глубокое огорчение Катя. – Что тут поделаешь? Серьезные мужчины предпочитают взрослых женщин. Ничего, девочки, у нас еще все впереди. – Лукавое выражение ее лица и нарочито удрученный тон вызвали такой взрыв хохота, что стоявшая возле ресепшн чопорная дама лет семидесяти вздрогнула и оглянулась. В ее взгляде читались укор и
Вечером Таня и Марина остались в номере: и та, и другая категорически отказались съездить куда-нибудь оторваться. Настя хотела присоединиться к подругам, но те замахали на нее руками: «Езжай, езжай! А то повесим на бедного Кемаля этот детский сад – даже неприлично!»
Утром обе сделали вид, что крепко спят, когда Тищенко, сняв туфли в коридоре, на цыпочках вошла в номер и, раздевшись, забралась под одеяло.
ШИВОРОТ-НАВЫВОРОТ
За завтраком долго обсуждали, куда отправиться: на морскую прогулку с рыбалкой и дайвингом или в Памуккале. С перевесом в один голос победил второй вариант. Для путешествия такой большой компанией одной машиной было не обойтись, и Кемаль хотел попросить кого-нибудь из друзей-автовладельцев поехать с ними. Но Настя заявила, что хочет сама порулить и предложила взять машину напрокат. Кемаль засомневался:
– У нас тут такие дороги… и правила почти никто не соблюдает…
– Удивил! – воскликнула Марина. – Приезжай, дорогой, в Россию, еще не такого насмотришься! А наша Настя уже десять лет за рулем!
Кемаль без особого энтузиазма согласился. В дороге сидевшая рядом с ним Марина не без гордости наблюдала, как, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида, он восторженно цокал языком.
К концу третьего часа пути по обеим сторонам дороги стали мелькать древние арки, саркофаги и мавзолеи.
– Что это? – завертела головой Марина.
– Самое древнее кладбище в мире, – ответил Кемаль. – Во втором веке до нашей эры здесь был город Иераполис. От дворцов и домов, как видите, ничего не осталось, а некрополь сохранился.
– Да, Турция – уника-а-альная страна, – с едва заметной иронией протянула Марина. – Все самое-самое только здесь. И самые древние памятники, и самые великие открытия.
Кемаль на нее не обиделся:
– Ну не все, конечно. Порох, как ни крути, китайцы изобрели. А вот пергамент впервые стали делать здесь, на территории современной Турции. И Николай-чудотворец у нас, в Мирах Ликийских, родился, и Георгий Победоносец – из наших краев, из Каппадонии. Гомер опять же…
Наконец на горизонте показались белые вершины Памуккале.
Выйдя из машин, они увидели огромные сталактиты, сверкающие на солнце белоснежные террасы-травертины и отбрасываемые ими голубоватые тени. Но когда процессия ступила собственно на территорию Памуккале, оказалось, что соляная наледь не такая уж и белая, а на нижнем плато сотни тысяч туристских ног протоптали глубокие колеи, по которым текут грязно-серые ручьи. Да, с той поры, когда Андрон Кончаловский снимал здесь свой знаменитый фильм, приспособив Памуккале под остров феи Калипсо, семь лет державшей в плену доблестного Одиссея, здесь многое изменилось, и не в лучшую сторону.
До большой круглой ванны, выточенной водными потоками в горной породе, доплелись едва живые.
Путь обратно, к автостоянке, оказался не в пример легче – вероятно, водичка в «джакузи» и впрямь обладала бодрящими свойствами.
Следующим пунктом культурной программы был находившейся неподалеку бассейн Клеопатры. Кемаль купил всем билеты, а сам отошел к машине.
Дно бассейна было живописно уставлено обломками колонн и капителей, кусками стен, на которых прекрасно сохранился высеченный на камне орнамент. В одном месте была прикопана амфора.
Стоя в очереди к камере хранения, куда на время купания следовало сдать сумки и верхнюю одежду, возглавляемая Настей компания оказалась по соседству с большой группой русских туристов. Их обрабатывал экскурсовод, утверждавший, что останки величественных строений и использовавшаяся для хранения вина посудина лежат на дне озера два тысячелетия, со времен Клеопатры. Дескать, здесь когда-то стоял дворец, разрушившийся от того, что фундамент подточили подземные горячие источники. Пораженной красотой новоявленного водоема царице было предложено: давайте очистим дно, чтобы вам было сподручнее купаться, но Клеопатра строго-настрого запретила это делать.
Гид говорил с восторженным придыханием, и было ясно, что часть суммы, которую туристы выложат за удовольствие поплескаться в водах, некогда омывавших царское тело, непременно перекочует в его карман.
– Видите чуть выступающую из воды колонну? – показал он на середину озера. – Клеопатра очень любила сидеть на ней. Вы тоже сможете это сделать, а здешний фотограф – его работы регулярно участвуют в международных выставках – запечатлит вас, и вы увезете домой свой высокохудожественный портрет.
– Послушайте, ну зачем вы людям головы дурите! – не выдержала Настя. – Все эти обломки – новодел, состряпанный в одной из мастерских, где тысячами фигачат колонны, статуи и амфоры для дворов, садов и огородов. Мы, пока сюда ехали, штук сто таких лавок под открытым небом видели, где хоть Апполона, хоть Венеру Милосскую за копейки купить можно – не то что куски развалин. А эта ваша колонна, на которой в раздумьях о тяжелой женской доле любила сидеть Клеопатра… Ну бред же, полный бред! Да вы ее небось раз в полгода меняете, потому как за сезон туристы эту «реликвию» до основания своими задницами стесывают!
– Вы не правы… – промямлил сбитый с толку гид.
– Я не права?! – Настя обвела глазами присутствующих, призывая разделить свое праведное негодование. – Он гонит полную туфту, а я не права! Дамы и господа! Могу поспорить на что угодно, что никакая Клеопатра в этом бассейне не плескалась. И даже никогда не забредала в эти края. Но людям нужны красивые легенды, а бедным туркам – заработок, чтоб кормить своих многочисленных детей. Так давайте оценим их богатую фантазию, а также усилия по перетаскиванию тяжестей и заплатим по десять евро. Путь впереди у всех неблизкий, а водичка – классная. Чего ж не поплескаться-то!