Турист

Стейнхауэр Олен

— Кто вам это передал?

Фицхью покачал головой.

— Ты же знаешь, этого мы не скажем.

Старик, скорее всего, и сам ничего не знал об источнике, но Мило догадывался, и тот уголек веры, что еще тлел в нем, сморщился и погас.

11

Проснувшись утром, Тина отвела дочку на берег. Бессонная, со слезами ночь осталась позади. Устроившись в шезлонге и поглядывая на плещущуюся в море Стефани, она думала о том, что чувствует себя обманутой супругой, вот только сорвать злость не на ком —

соперницы нет, а виноватой оказалась вся прошлая жизнь. Нечто похожее случилось в средней школе, когда, заинтересовавшись историей своей страны, Тина узнала, что Покахонтас была пешкой в большой колониальной игре и после путешествия в Лондон с Джоном Рольфе заболела то ли пневмонией, то ли туберкулезом и на обратном пути умерла.

Если тогда разбившиеся американские мифы вызывали возмущение и негодование, то теперь рассыпавшиеся в прах мифы мужа унижали ее и выставляли дурочкой. Тина вдруг поняла, что за последнее время приняла лишь одно разумное решение, отказавшись безоглядно следовать за Мило.

За время полета чувства эти лишь окрепли. Самолет совершил посадку в Ла Гуардиа, откуда маршрутный автобус доставил их в Бруклин. Тесные улицы давили, знакомые витрины бросали осуждающие взгляды, напоминая, как неправильно она жила раньше. Именно такой видела Тина теперь свою жизнь — поделенной на старую и новую. Старая была прекрасна из-за того, что она ничего не знала, не подозревала и пребывала в блаженном невежестве; новая была ужасна именно из-за обрушившегося на нее знания.

Волоча будто набитые кирпичами сумки, она тащилась за Стефани, которая, бренча ключами, первой взбежала по ступенькам и открыла дверь, когда Тина только-только дошла до второй площадки. В следующий момент дочка уже просунула нос между спицами поручня.

— Мамочка!

— Что, милая?

Тина поправила оттягивавшие плечо сумки.

— Здесь кто-то наделал большой беспорядок. Может, папа дома?

В первый момент, когда она, бросив сумки, бросилась вверх, в темноте отчаяния мелькнул лучик надежды. Пусть врун и обманщик, Мило все же вернулся. Лучик погас, как только Тина увидела вытащенные и перевернутые ящики стоявшего у входа стола, рассыпанную по полу мелочь, автобусные билеты, ключи. Висевшее над столом зеркало сняли, и оно стояло теперь лицом к стене.

Попросив Стефани подождать в прихожей, Тина прошлась по всем комнатам. Всюду одно и то же, как будто по квартире прогулялся заблудившийся слон. Вот только слон не поднялся бы по лестнице, подумала она и, поймав себя на этой мысли, поняла, что близка к истерике.

Тина набрала оставленный Симмонс номер и с минуту слушала спокойный, размеренный голос, дававший четкую инструкцию: ничего не делать, ничего не трогать и ждать.

— Ничего не трогай! — крикнула она дочери, но той рядом уже не было. — Ты где?

— В туалете, — раздраженно отозвалась Стефани.

Сколько всего свалилось на девочку и сколько еще свалится? Выдержит ли? Тина ничего не сказала дочери о новых родственниках, прадедушке в доме для престарелых и дедушке, с которым они уже познакомились в «Дисней уорлде», но Стефани и сама

о многом догадывалась.

— С кем ты там вчера разговаривала? — спросила она на следующее после визита к мистеру Перкинсу утро.

Врать собственной дочери Тина не могла.

— С одним человеком, который, может быть, знает что-то о твоем папочке.

— Что-то, что может ему помочь?

Стефани, хотя ей ничего не говорили, догадывалась, что у Мило неприятности.

— Вроде того.

Они отправились в пиццерию «У Серджио», и Тина позвонила оттуда Патрику. Он был трезв, и она попросила его приехать.

Патрик примчался еще раньше Симмонс, и все трое вернулись в квартиру. Меньше других пострадала комната Стефани. Поручив ей прибираться у себя, Тина все рассказала Патрику. Абсолютно все. Так что к приходу Симмонс тот был на взводе. Ничего подобного он не подозревал даже на пике ревности, и теперь именно ему пришлось утешать Тину, которая то и дело пускала слезу. Неудивительно, что досталось и Симмонс.

— Только не говорите, что это не вы, ладно? Потому что мы все знаем — это вы. Больше ведь некому.

Не обращая внимания на его обвинения, спецагент прошла по квартире, поздоровалась со Стефани и сфотографировала каждую комнату маленьким «каноном». Осмотрела разобранный телевизор, разбитые вазы (Тина объяснила, что это подарок родителей), разрезанные диванные подушки, взломанный сейф, в котором хранились кое-какие семейные драгоценности, из которых, кстати, ничто не пропало.

— Что-нибудь забрали? — спросила она.

— Ничего. — Тот факт, что вторгшиеся в квартиру люди ничего не взяли — и это после таких разрушений! — задел Тину за живое: как будто среди ее имущества не нашлось ничего достойного.

— Хорошо, — Симмонс выпрямилась. — Я все задокументировала. А теперь давайте приберемся.

Все вооружились щетками и тряпками; мусор собирали в принесенные Симмонс пакеты. Собирая осколки разбитого зеркала, она вдруг замерла, словно вспомнила что-то.

— Тина!

Тина пыталась прикрутить заднюю крышку телевизора.

— Да?

— Вы говорили, что несколько дней назад к вам приходили люди из Компании. Помните?

— Да.

Не замечая возмущенных взглядов подметавшего пол Патрика, Симмонс прошла через комнату и остановилась перед телевизором.

— А как вы поняли, что они из Компании?

Тина выпустила из пальцев отвертку и вытерла запястьем лоб.

— Что вы имеете в виду?

— Они как-то представились или вы сами это предположили?

— Они сказали, что из Компании.

— Документы предъявляли?

Тина ненадолго задумалась, потом кивнула.

— Да, еще у порога. Одного звали Джимом Пирсоном, второго… Максом… Максом… Нет, не помню. Фамилия вроде как польская.

— О чем они спрашивали?

— Ну, вы сами знаете, о чем они обычно спрашивают.

— Вообще-то нет, не знаю.

Тина вышла из-за телевизора, а Патрик постарался принять воинственную позу защитника. В конце концов он нашел таковую, когда Тина села на диван: встал позади и положил руки ей на плечи.