Туркменская трагедия
Шрифт:
Правда, это заявление не стыкуется с другим: в интервью газете “Вечерняя Москва” он пытался убедить читателей, что его с детства “увлекали идеи Компартии”, но “убедившись в неосуществимости этих идей”, он от них отрекся. Лучше поздно, чем никогда? Но это не помешало ему в бытность первым секретарем ЦК КП Туркменистана на одном из форумов в Москве обратиться к М. С. Горбачеву с просьбой отправить на “перевоспитание” либерально настроенного Б. Н. Ельцина, находившегося тогда за свои убеждения в опале. По всей вероятности, наличие в Ниязове духа коммунистических идей определялось высотой положения его в партии, о роспуске которой еще речь не шла. А когда Ельцин, одержав победу, стал президентом России, Ниязов без тени смущения, чуть ли не бил себя в грудь, пытаясь уверить туркменскую
Вернувшись из Ленинграда с дипломом инженера-энергетика, Сапармурат стал мастером на Безмеинской ГРЭС. Здесь помнят худощавого, юркого молодого человека, в чью черную густую шевелюру уже начала закрадываться седина. Он был покладист, молчалив, услужлив, умел ладить с любым начальством. А сверстникам и коллегам постарше возрастом и должностью он запомнился своей безотказностью: “Сапарка, сбегай за пузырьком!” — командовал начальник цеха. И он, сломя голову, исполнял поручения.
Кто знал, что пройдет еще немногим более двух десятков лет, и с именем и портретом Сапарки станет выходить в Туркменистане первоклассная 45-ти градусная водка “Сердар” — “Вождь”, которую в Ашхабаде можно достать лишь переплатив или по великому блату. Это, однако, не помешает правоверному Ниязову, став президентом, совершить хадж — паломничество в святую Мекку, поклониться священному камню в Каабе, поминая Аллаха, назвать в Геокдепе соборную мечеть своим именем и пить одноименную водку, хотя ислам запрещает мусульманину употреблять алкоголь. Видно, в угоду лицемерам родилась мораль: не делай того, что мулла делает, а поступай, как он советует.
В 70-е годы ХХ столетия, в пик застойных лет в единственную правящую партию в стране открылись двери коррумпированным лихоимцам, мздоимцам, карьеристам, а на высокие, даже партийные и государственные посты по протекции и кумовству выдвигались безликие, весьма посредственные личности, единственным достоинством которых была личная преданность сильным мира сего и умение молчать, закрыв глаза на все, что бы ни происходило вокруг. Эти паразитирующие типы, лишь числившиеся в партийной номенклатуре, но вольготно пользовавшиеся всеми благами системы, и подорвали партию изнутри, развалили великую державу — СССР.
Вот тогда-то руководство Безмеинской ГРЭС, которому импонировали исполнительность и безропотность Ниязова, пока еще ничем не успевшего себя проявить в качестве специалиста, с одобрения горкома и ЦК партии, избрали секретарем первичной партийной организации. Принцип подбора кадров и тогда был един — каждый руководитель подбирал работников по своему образу и подобию: чтобы не высовывался, был умным, пускай, но не умнее своего шефа. Ну, а насколько был умен новоиспеченный секретарь, одному Аллаху было ведомо. Преподанный урок Ниязов настолько хорошо усвоит, что, добравшись до президентского кресла, заявит: “Умные работники мне не нужны, с ними трудно сговориться...”
Технарь из него не получился, может, партийный функционер выйдет? Он поступил в заочную Высшую партийную школу и, проучившись пять лет, стал обладателем второго диплома о высшем образовании. Есть у туркмен циничная поговорка: “Не судите обо мне, как я овец пасу, а смотрите, какую за то плату получаю”. Неважно, как Сапармурат проучился, какие знания приобрел, главное, в кармане два вузовских диплома, которые оказались кстати, когда о человеке судили не по его деловым качествам, а по анкетным данным — не судим, за границей родственников не имеет, никто репрессиям не подвергался и т.д.
И когда из Москвы в Ашхабад пришла директива рекомендовать для работы в аппарате ЦК КПСС кого-либо из руководящих партийных работников, ЦК КПТ назвало более или менее достойную кандидатуру, прошедшую многие звенья партийной и
Вскоре, в 1985 году Ниязов вернулся на родину, его назначили председателем Совета Министров Туркменской ССР. С неба звезд, конечно, не хватал, но, главное, обладал редкими качествами — не высовывался, проявлял исполнительность и чрезмерную уважительность, граничащую с подхалимажем по отношению к первому секретарю и всему аппарату ЦК. Зная, что на заседание Совета Министров прибывает первый секретарь ЦК, Ниязов загодя встречал его у парадного подъезда, открывал тяжелую дверцу “членовоза” и, как драгоценную, ношу принимал из его рук шляпу и торжественно шествовал следом, затаив дыхание. Без тени смущения он брал на себя несвойственные Предсовмину функции: лично следил, чтобы первому лицу в республике регулярно доставлялись домой свежие продукты, а в Москву, по разным высоким адресам, отгружались экологически чистая баранина, говядина, осетрина, икра, фрукты, овощи. Ведь в распоряжении Совмина был крупный пригородный совхоз “Карадамак”, финансируемый государством, покрывавший все его нерентабельные расходы.
Вероятно, Ниязов оправдал доверие Центра, и через каких-то девять месяцев его “избрали” первым секретарем ЦК Компартии Туркменистана. Он стал полновластным хозяином республики. Теперь руки у него были развязаны. Над ним возвышалась лишь Старая площадь, но там обретались свои люди, составившие ему протеже на столь высокую должность.
ВЗОРЫ ВОРОНА ВСЕГДА НА ИНЕРЕ
Еще с конца застойных брежневских лет первые секретари ЦК Компартии в ряде тюркско-азиатских республик превращались в полунезависимых владык. Правили они безраздельно, откупаясь от Центра данью — нефтью, газом, хлопком, шерстью, каракулем, шелком-сырцом. Каждый “первый” чувствовал себя на местах, как говорится, Богом, Царем и Героем.
Правда, обстановка в среднеазиатском регионе не всюду была однозначна. Туркменистан в силу национально-психологических особенностей его народа еще не был охвачен общим психозом национальной замкнутости, характерной для его соседей. Но Центр, узревший угрозу своему владычеству, этих различий особенно не признавал и ко всем республикам подходил с одной меркой. От андроповской жесткости на местах отделались легким испугом. Положение должна была исправить горбачевская перестройка, которая, по замыслу ее авторов, намеревалась разгромить “неотесанных фрондистов”, чувствовавших себя в своих вотчинах полновластными хозяевами, олицетворением закона и высшего суда. Началось с наступления на старые кадры, и в Среднюю Азию время от времени отправлялся партийно-государственный “десант”, состоявший из партийных функционеров, юристов, работников правоохранительных органов.
“Десантником” и проводником линии Центра возомнил себя и Ниязов. И напрасно кое-кто считает, что этапы перестройки и ветры социальных катаклизмов не коснулись ни его, ни республики. Они сказались на судьбах тысяч, и Ниязов, вставший во главе республики, умело использовал все кампании, не без подсказки свыше, в личных интересах, для устранения возможных соперников, для удовлетворения амбициозных притязаний. Выпестованный Центром, наделившим его безраздельной властью, он стал бедой для собственного народа. Но это были ещё цветочки.