Турнир Мудрецов
Шрифт:
– Когда-то его можно было назвать благородным, да. – без особых эмоций сказал смотритель. – Знатные семьи остаются таковыми, пока в них не останется всего один человек, не способный этот род продол…. – тяжелый кашель прерывал его на полуслове. – Мой старший брат был отличным мастером. Он купил почти развалившееся в труху зеркало у каких-то барахольщиков в Ривесе. И потратил два года на его реставрацию. Было у него такое хобби. Работа вышла, скажем без стеснения, потрясающей. Ну и вы и сами все видели… Меня всегда занимала истории вещей. Как они влияют на людей и их жизнь. Вот иногда взглянешь на что-нибудь, – он повернул голову к выходу, задержавшись на оставленном у стены посохе и кашлянул. – И думаешь: ну вещь как вещь. А за ней сокрыта целая повесть лет, задевшая ни одну жизнь. Но что-то я отвлекся… Брат надеялся покорить сердце одной знатной
– Потерять близкого это ужасно. – соболезновала Лентрит, но смотритель не ответил ей понимающим взглядом. Он продолжил говорить время от времени смачивая надрывающееся горло чаем.
– Через пару лет так же на моих глазах умер дядя – упал с лошади и свернул шею. Старшие браться подрабатывали в шахте. Тогда она ещё не была должным образом разработана. Отец считал её бесполезной тратой ресурсов. А он, как глава поселения, должен был заботиться о жителях и их благосостоянии. Братьев завалило, когда те решили взять меня с собой и показать свою работу. Тетушка отправилась на тот свет вслед за дядей, упав с лестницы. Их дети, мои горячо любимые двоюродные брат и сестра, сгорели в пожаре. Им было столько же сколько и мне – по 8 лет. Последним умер отец, проклиная меня и желая мне сгореть в огненных чертогах Одорна, ведь самой первой ушла из жизни моя мама, когда рожала меня.
– Это… вы все это видели своими глазами? – оторопела Лентрит. – Мне так жаль. У меня просто нет слов…
– Как удивительно человеческое сочувствие. – усмехнулся смотритель. – Мы можем переживать чужое горе как свое собственное, не в силах хоть как то повлиять. И это должно принести облегчение страдающему. Скажите, вам же становится легче, когда кому-то также плохо как и вам? – он несколько раз громко кашлянул, долил чая в опустевшую чашку. – Эмпатия позволяет нам оставаться людьми. Некоторые даже способны переживать за тех, кто не заслуживает сочувствия и не нуждается в нем. Меня всегда это занимало и удивляло. Я искренне не понимал, почему люди смотрят на меня с такой жалостью и почему так цепляются за эту странную жизнь и за тех, кто из неe так внезапно для нас уходит. Ведь в этом вся проблема, в неожиданности. Вот вопрос: знай вы заранее, что кто-то совершенно точно умрет в назначенный день, будете ли вы горевать?
– Нам бы и не пришлось! – воскликнула Лентрит, чуть не уронив чашку. – Знай такое заранее, мы бы точно попытались…
– Предотвратить это? – угадал смотритель. – Ты полагаешь, что у тебя есть на то право? Выбор?
Принцесса посмотрела на Иона, а тот угрюмо задумался.
– Незачем так подпрыгивать, девочка, присядь. Вы пришли сюда за правдой, из любопытства или по иным причинам, это неважно. И я, как исключительно прямолинейный человек, дам вам ответы, и даже больше. Итак… – он снова покашлял, успокоил горло при помощи горячего чая и продолжил. – Знаете, когда то зеркало придавило моего старшего братца, я… ничего не почувствовал. Совершенно. Нет, я очень его любил и я продолжаю любить каждого из них, хоть они и ненавидели меня в ответ. Мне это было неважно, потому что я точно знал одно: смерть закономерна и необратима. Тем не менее я задался вопросом, а что если это всего лишь условность, которую можно с легкостью преодолеть? Я видел, как все остальные очень скучали по брату после его кончины. Тогда я и подумал, почему бы не дать другим возможность вернуть своих близких, увидеть их снова. Ведь тогда они станут счастливее, так?
– Вы… что? – принцесса была поражена, но с каждым словом смотрителя наполнялась интересом. Ион все время молчал, пытался со всех сторон изучить старика, но также как и подруга не упускал ни слова.
– О, уже на тот момент я был на кое-что способен. – многозначительно ответил Арктур, рассматривая отблик огня из камина на грани чашки. – Я был гораздо младше тебя, чародей… – он поднял один глаз на Иона.
Молчание. Тишина. Вой ветра за окном и скрип сухого дерева.
– И тогда вы зачаровали то зеркало. – озвучил вывод Ион. Он на самом деле не думал этого
– Верно. – смотритель продолжал невозмутимо хлюпать чаем и монотонно говорить. – Я хотел порадовать своих родных, ведь каждому из них оставалось не так уж и много. Но я потратил на зеркало слишком много времени и сил. Я закончил его лишь недавно, и решил отдать Ларе, чтобы желающие могли утолить свою тоску по близким. С самого детства я видел и знал, как и когда умрет любой, на кого ни посмотрю. Но у других не было такой роскоши. Поэтому я решил подарить им это утешение. Но… – он пожал плечами – как выяснилось, эту тоску утолить невозможно.
– Еще бы, это все иллюзии, игры разума! – не удержалась Лентрит.
– Отчасти да. – согласился смотритель и через пару секунд повторил. – Отчасти… – на его лице нарисовалась самая настоящая глубокая человеческая печаль. Лентрит и Ион мельком переглянулись. Они оба заметили в старом смотрителе кладбища перемену. Его щит из равнодушия ко всему вокруг на мгновения рухнул, но он быстро вернулся к своей холодной отстраненности. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что этот старик как-то связан со всем происходящим в Аллинсире. Но как и почему. Эти вопросы тогда одновременно проявились в головах молодого чародея и принцессы. Ион не знал, что будет делать, если встретит живого чародея. Он мог бы приняться расспрашивать его о том, как работает магия, или поделиться собственным, хоть и небогатым, но все же опытом. Вопросы клубились в его голове, но он не спешил их задавать, было что-то пронизывающе безжалостное во взгляде сидящего напротив старика. Но вместе с тем за этой завесой парень разглядел что-то еле заметное, что-то лежащее на поверхности, но уходящее в бездонную глубину. Казалось, что все эти вопросы, витающие в воздухе, не имеют особого значения, он все равно на них не ответит. Если только обратиться к нему не как к чародею, а как к человеку, вопреки всем словам и наблюдениям, умеющему чувствовать.
– Это волшебное зеркало… – неожиданно сказал Ион, выходя из потока сознания. – вы создали вовсе не для людей. Вам не очень то и интересно было помогать им что-то понять, либо понаблюдать за их реакцией. Они и их чувства вас не волнуют.
Арктур прищурился, направив свои полуслепые глаза на молодого чародея. – С чего ты это взял, мальчик?
– Я вспомнил слова мадам Торино. Она сказала, что зеркало открывается не всем. Но если бы вы действительно хотели что-то показать людям, то оно работало бы по-другому. Люди в баре говорили о встрече с потерянными любимыми, с трагически погибшими близкими. – Ион сделал акцент на слове “трагически”.
– Неплохо, парень. – чуть улыбнулся Арктур. – К сожалению, вырвать слепок души из царства вечности способны очень сильные чувства, не только любовь, еe недостаточно. Она должна быть подкреплена еще чем-то: обидой, жаждой мести, долгом, ненавистью… да, такое тоже бывает. Но как это подвело тебя к столь неожиданному выводу?
– Вы сами только что ответили. – Ион, внезапно для самого себя, обрел некую уверенность, ведь по лицу смотрителя уже можно было что-то прочитать. И молодой чародей почувствовал в себе дремавшую силу. – Любовь, ненависть, обида… Я видел эти слова в формуле, наложенной на зеркало. Так ведь? Вам плевать на людей и вы презираете смерть. Но все же однажды вы встретили человека, чья судьба вам не была так безразлична, совсем наоборот. Даже зная, как и когда умрет этот человек, вы не смогли найти покоя. Но созданный вами артефакт не мог вернуть его. Хоть и отчасти, все еще иллюзия, искусный самообман.
Арктур улыбнулся, криво, сжато, с затаенной злобой.
Лентрит в натуральном шоке смотрела то на Иона, то на старика. Но она уже начала понимать всю нить рассуждений и искренне восхитилась.
– Но на этом вы не остановитесь. – рассуждал молодой чародей. – Вы задумали что-то гораздо большее. И это предвещает опасность. Вы хотите не просто вернуть воспоминания о человеке, а вернуть его самого, по-настоящему. Но это же невозможно… как вы собираетесь это сделать?
– Нарушу правила. – ответил Арктур. Он уже не был безучастен ко всему, его взгляд стал ясным и острым, а осанка выпрямилась. Нет, этот старик не был болен, хоть и умело притворялся. Его дни не были сочтены, как могло показаться сначала. Возможно он прожил куда больше, чем ему отпущено. Он источал могущество. Теперь Ион понял, что не может прочитать ауру смотрителя, потому что она заполнила все пространство вокруг. Они все внутри этой ауры, силы, с которой не совладать.