Тусовка класса «Люкс»

Шрефер Элиот

– Нет, – твердо ответила она. – Спасибо, но нет. Через два месяца я должна стать настоящей ученой дамой. И потом, у меня нет денег.

Ной только собрался запротестовать, как из кухни выплыла Гера:

– Ной! Ты дома? Поужинаешь с нами?

В руках у Геры была сковорода с почерневшими масляными штуковинками, слабо поблескивавшими в тусклом вечернем свете.

– Боюсь, у меня уже есть планы на вечер. Но я посижу с вами, если вас это не стеснит.

Гера повернулась к Олене и напустила на себя аристократический вид.

– Слышишь,

как он разговаривает? «Я боюсь, у меня уже есть планы…» – это как в тех книжках, что мы читали с преподавателем английского, когда-то в лучшие времена. Чудесно. Ной не говорит, как эти темнокожие мальчишки на улицах, где только и слышишь: «ниггер», «дерьмо» и «заткнись»!

Гера поставила сковороду на стол, открыла морозильник и достала поднос с ледяными кубиками, потом извлекла из-под раковины кувшин с албанским алкоголем.

– Иди, Ной, – сказала она, указывая на место во главе стола, – иди посиди с нами, расскажи, каково жить там, на вершине мира.

Ной уселся за стол и, вдыхая тяжелые лакричные пары, идущие от его стакана со спиртным, поведал о своей надежде показать Таскани, что мир не ограничивается одним Манхэттеном.

– Само собой, Ной, – сказала Олена, – она уже знает, что существует и другой мир. Желая научить ее, как жить, не слишком ли ты много на себя берешь?

– Я ее учитель, – ответил Ной, – а значит, это моя обязанность.

Мне всегда казалось, что учителя не лучшие кандидаты, чтобы просить у них совета. В конечном итоге все сводится к жалобам на тяжелую работу и маленькую зарплату. Но что касается тебя, ты не слишком много работаешь и хорошо зарабатываешь, так что я уступаю. Возможно, ты и прав.

Едва отхлебнув из своего стакана, Олена метнулась к раковине и сплюнула.

– Мама! Даже албанцы больше этого не пьют!

– Титания! – укоризненно проговорила Гера. – Это не очень благовоспитанно.

При слове «благовоспитанно» Олена закатила глаза:

– Мамочка, откуда ты?

– Что? – переспросила Гера и, повернувшись к Ною, игриво добавила: – Титания завидует, как я хорошо говорю по-английски.

– Ха! – Олена снова уселась за стол и поддела вилкой обуглившийся кусочек. – Ну да, примерно.

– В общем, я думаю, вы делаете доброе дело. Может быть, вы познакомите Таскани с Титанией, как вы уже сделали для Дилана с Федерико.

– Ода, – сухо сказала Олена, – не сомневаюсь, мы с ней станем лучшими подругами. Прошу вас, Ной, сделайте милость!

– Думаю, Таскани могла бы много узнать от тебя, – обиженно сказала Гера.

– Верно, – согласилась Олена, – например, таблицу умножения.

Она весело и зло прищурилась и взяла в рот еще один обгорелый кусочек. Ной смотрел на ее губы, представлял, как прижимает к ним свои, и думал, как убедить ее пойти сегодня с ним.

– И что еще важнее, – продолжала настаивать Гера, – ты могла бы многому у нее научиться, Титания. Она вращается в хорошем обществе.

– Французы

придумали для такого поведения особое название. Не правда ли, Ной? – сказала Олена. – Это arriviste 16 . Но, видишь ли, мама, в Америке такой способ восхождения по социальной лестнице уже устарел. Здесь каждый рассчитывает только на собственные силы.

На лице и у Геры, и у Ноя было написано сомнение.

16

Зд.: приспособленчество, карьеризм (фр).

– Ной, – взмолилась Олена, – это же правда, то, что я сказала? Правда?

Она искренне жаждала услышать подтверждение, куда девались ее обычная ирония и сдержанность? Похоже, это убеждение очень много для нее значило. И, подумав о том, сколько времени она провела, таская подносы и чистя чужую одежду, Ной понял, что это и должно быть так. Причиной ее сдержанности, ее холодности была гнетущая боязнь навсегда остаться пленницей своего класса, В этом они с Ноем были похожи: они оба пытались преодолеть социальные барьеры, препятствующие их самореализации.

– Это правда, – медленно проговорил Ной, кладя руку на ладонь Олены. Ему хотелось почувствовать ее мягкость, успокоить, приободрить. – Сейчас намного больше возможностей для усердного и плодотворного труда, чем то было раньше.

– Очень осторожное утверждение. – Олена убрала руку, подняла свой стакан, мрачно посмотрела на прозрачную жидкость и поставила его на место. – Очень, очень осторожное.

– Олена пойдет в школу, и это будет чудесная школа, – сказала Гера, заключив изящную ручку дочери в свою широкую ладонь.

– И также правда, – продолжал Ной, – что, к лучшему это или нет, решающую роль будет играть то, как успешно она сдаст СЭТ. Скажу вам честно, я знал в Принстоне многих выходцев из стран бывшего Восточного блока и все они прежде учились где-нибудь в другом месте. Я не хочу сказать, что американская высшая школа при поступлении отнесется к тебе предвзято, но вполне может выйти так, что они не обратят внимания на твои документы об образовании. Они не имеют понятия об албанских школах. Они могут усомниться в качестве твоего аттестата.

– Но у меня прекрасные оценки. Я много работала, чтобы их получить, – запротестовала Олена.

– Мое мнение как специалиста, – продолжал Ной, – это что твоя оценка за СЭТ – единственное, что будет учтено при поступлении.

– Я уже сдала тест «Английский язык как иностранный», и сдала хорошо.

– Это прекрасно, но удивляться тут нечему, ты говоришь очень бегло. СЭТ – это совсем другое дело.

Олена сжала руками голову:

– Но это смешно. Как может один тест значить больше, чем четыре года работы? У меня есть два месяца на подготовку. Два месяца.