Тувинские сказки
Шрифт:
Скоро в юрте все заснули. Не спит только жадный лама, вспотел даже от волнения. Тихо поднялся, схватил кувшин с кашей. Кувшин был еще горячий, и лама обрадовался. Он сунул руку в кувшин, набрал пригоршню каши, потянул обратно, а ручища застряла — ни назад, ни вперед. Зажал он кувшин между коленями, и так и сяк — вытащить руку не может. А горячая каша жжет больно, до костей доходит.
Выскочил лама из юрты и обеими руками хлоп кувшином по какому-то черному камню. Камень как подскочит, как залает, завизжит! А кувшин цел остался.
Побежал лама дальше, видит —
Лама испугался и бросился бежать прочь от верблюда. Добежал до овечьего загона и решил здесь разбить кувшин с кашей. Ударил его по столбу, проснулись пастухи: «Вор! Держи его!» — и бегом к нему.
Пустился лама от них без оглядки, задохнулся от быстрого бега и упал замертво.
Бедный и богатый
Это было давным-давно, когда от жары еще реки пересыхали, а клювы птиц плавились. На северном склоне Кара-Дага жил старик Боралдай со старухой. Кроме жалкого чума да семи коз, у них ничего не было. Бедно жили. А тут на беду еще козы одна за другой пали.
Стала тогда старуха старика донимать — сходи да сходи к своему младшему брату, не умирать же с голоду. Долго отнекивался Боралдай, наконец согласился:
— Ладно уж, пойду к братцу, только знаю — не поможет он нам.
Побрел старик на южный склон Кара-Дага, идет и горькую думу думает: «Почему это так на свете устроено — одни от голода умирают, другие от жира лопаются?» Когда подошел он к аалу брата, на него свора собак набросилась — лают, загрызть готовы.
Велел богатый своим слугам узнать, на кого лают собаки. Те разузнали и говорят:
— Это ваш старший брат пришел.
— Гоните его! — закричал богач. — Нищего в аал пускать — беду накликать! Гоните!
Передали прислужники Боралдаю слова брата, заплакал тот горькими слезами и отправился в обратный путь.
Подходит Боралдай к своему чуму, а его уже старуха поджидает.
— Ну как? Поможет нам твой брат? Говори скорее!
Рассказал Боралдай, как его встретил богатый брат.
— Теперь нам конец пришел, старуха. Умрем с голоду, если утром — то рано, если вечером — то поздно.
— Постой, постой, старый, — остановила его старуха. — Без тебя я странный сон видела. Близ высокой черной скалы будто бы растет развесистое дерево, а под ним еды всякой разложено — видимо-невидимо. Поискал бы ты это дерево. А?
Долго отнекивался Боралдай, наконец согласился. Два раза всходило и заходило солнце, а он все брел по тайге, питался сараной да водой ключевой, совсем ослаб. На третий день хотел домой повернуть, да вдруг заметил, что перед ним возвышается высокая, до самого неба, черная скала, а вблизи красуется развесистое дерево.
Побежал было Боралдай из последних сил к этому дереву, да вдруг откуда ни возьмись гром грянул,
Украсили царевны дерево шелком и стали под ним пировать, песни петь и резвиться. Долго веселились. Наконец Золотая царевна спрятала в расщелину барбу с молоточком, хлопнула три раза в ладоши, и все красавицы вновь обратились в птиц с белоснежными крыльями. Облетели птицы три раза дерево, помахали крыльями и скрылись в поднебесье.
Вскочил Боралдай на ноги, подбежал к дереву и принялся поедать остатки пищи. Ест, а сам про старуху думает: «Ей, наверно, и во сне не снится, чем я угощаюсь. Вот бы ее сейчас сюда, бедную».
Наелся Боралдай до отвала и стал искать по расщелинам скалы волшебную барбу с молоточком. Разыскал с трудом и, не чуя под собой ног, поспешил домой.
Подходит Боралдай к чуму, а его уже старуха поджидает.
— Ну как? Помог мой сон? Да говори скорее.
— Помог, помог, старая. Теперь всегда сыты будем. Вот видишь, что я добыл под скалой, — и показывает ей пустую барбу и молоточек с длинной ручкой.
Заругалась старуха, с кулаками подступает к мужу.
— Ты что, старый, из ума выжил? Надо мной потешаться вздумал?!
— Постой, подожди, старуха! — взмолился Боралдай. — Сейчас я чудо сотворю.
Ударил старик молотком по барбе, и она наполнилась такими дорогими яствами, какие старуха не только не ела, но в жизни своей не видывала.
Ест старуха, а Боралдай знай себе молотком по барбе постукивает да добро из нее вытряхивает. Выросла возле чума целая куча белой кошмы для юрты. Зажили старики в достатке и согласии.
Мало ли, много ли времени прошло с тех пор, только вспомнил богач про своего бедного брата. Призывает он слугу и говорит:
— Скачи к моему брату. Старик со старухой, должно быть, уже давно умерли с голоду. Так ты покопайся в их рухляди, если найдешь что-нибудь стоящее, то вези в мой аал.
Подъехал всадник к тому месту, где раньше на северном склоне Кара-Дага стоял ветхий чум Боралдая, и обмер от удивления. Вместо чума красуется белая юрта. А вокруг стада тучные ходят, травку сочную пощипывают. «Какой-то знатный хан сюда перекочевал. А мы живем и ничего не ведаем!» — подумал слуга и с земным поклоном вошел в юрту. Рот раскрыл, а слова вымолвить не может. Восседают Боралдай со старухой на девятислойном олбуке, в шелковых халатах, в расписных идыках, а кругом чего только нет! Все в золоте и серебре горит.