Туз пятой масти
Шрифт:
– Он еще сказал: «Из вашей квартиры вода заливает лестницу!» – Она была уверена, что звонит кто-то из соседей. Наверное, Банащак вышел и забыл завернуть кран.
Потом, когда в квартире обнаружился труп, Бригида поняла, что попала в ловушку, но боялась сказать правду, ведь доказать свою непричастность к убийству она не могла.
Интересно, не звонил ли «писклявый голос» и Халине Клим? Но на очереди были более неотложные вопросы.
Итак, кража спирта была поставлена на поток. Халина Клим этого не отрицала, хотя и пыталась по возможности
– За предыдущие пятнадцать лет я спирта себе даже на компресс не отлила, – клялась она.
Это была правда. Всю жизнь Халина Клим добросовестно работала, в результате – довольно быстрое продвижение по службе и уважение сотрудников. С бандитами она связалась лишь два года назад.
– Достаточно было всего одного-единственного раза… Я согласилась, и мне нет никакого оправдания. А потом уже отступать было некуда…
Про Казимежа Омеровича пани Клим упорно помалкивала. Нетрудно было догадаться, какую роль художник сыграл в ее драме. Будучи чистопородным сутенером, Банащак подсунул ей смазливого парня, и дело было сделано.
– Казимеж не имеет никакого отношения к этой истории! – Халина Клим яростно защищала любимого.
Она была не в курсе, что хозяин виляновского подпольного заводика куда менее лоялен к своим сообщникам и заложил Омеровича на первом же допросе. Милиция уже нашла и допросила нескольких человек, покупавших спирт через этого несостоявшегося гения. О, по части сбыта краденого Казимеж Омерович оказался настоящим самородком! Этот король ночных баров находил клиентов, пуская в ход все свое обаяние.
– Когда вы в последний раз видели Банащака?
– Утром восьмого декабря.
Банащак был убит восьмого декабря примерно в четыре часа пополудни, как следовало из протокола вскрытия.
– При каких обстоятельствах?
– Накануне вечером он договорился со мной по телефону. Я пришла к нему с утра, может часов в девять… Он предупредил, что увольняется и на заводе больше не появится, заявление пришлет по почте.
– Чем он объяснил свое внезапное решение?
– Не такое уж оно и внезапное. Банащак уже несколько недель собирался со всем покончить. Я ему не верила, думала, притворяется.
– Зачем ему притворяться?
– Н-ну… не знаю… Я не раз просила отпустить меня, но он был непреклонен…
– Его подруга была дома?
– Нет. В это время она всегда в ресторане. При ней мы никогда не обсуждали наших дел.
– Как вы отнеслись к его решению?
– Обрадовалась. Подумала, что наконец-то смогу спокойно вздохнуть.
– К тому времени он уведомил остальных членов вашей команды? Его поведение весьма смахивало на бегство.
– С ними он еще накануне вечером разобрался… Вроде бы заплатил какие-то деньги, остального я не знаю.
– Вам он тоже дал отступного? Выдержав долгую паузу, Халина Клим неохотно призналась, что да, немного дал.
– Это, по-вашему, немного? – Я высыпал перед ней на стол содержимое металлической коробочки.
Она недоуменно посмотрела на меня.
– Все
– Но я никогда не видела этих украшений, и у меня сроду не было золотых монет…
– А таких карт вы тоже никогда не видели?
– По-моему, такие карты делает пан Омерович, но это же не преступление!
Неужели пани Клим не знала, как использовались карты?
– Что вас толкнуло на самоубийство? Смерть Банащака?
– Когда я получила повестку, то еще ничего не знала о его смерти… Я думала, что все открылось, а он удрал, бросив меня на произвол судьбы… Последние два года были как страшный сон… Вечный страх, изо дня в день… И деньги не радовали… Я проиграла свою жизнь!
Больше ждать было нечего. Художник затаился, не было надежды, что он совершит какую-нибудь ошибку, на что мы поначалу рассчитывали. Да это уже и не требовалось…
– Ну что, пакуем клоуна? – сказал про Омеровича начальник райотдела.
Передо мной лежало содержимое металлической коробочки.
– Когда вы изготовили эти карты?
– Не помню… Я сделал множество таких колод на продажу. – Омерович зачарованно смотрел на разложенные монеты, драгоценности, на веер карт.
Я почти чувствовал его запах. Этот человек напоминал загнанного зверька: он буквально смердел страхом.
– Все это мы нашли в подвале дома Халины Клим. А где две тысячи долларов, которые вы забрали у Банащака? Закопали у Заславских в саду? Чтобы не прятать всю добычу в одном месте?
– Не знаю, о чем вы говорите, – промямлил Омерович с плохо разыгранным возмущением.
– О том, что восьмого декабря вы убили и ограбили своего сообщника.
– Я никого не убивал!
– На этих картах множество отпечатков. Ваших, Банащака, а также содержательницы публичного дома из Свиноустья.
– Ничего удивительного, что вы нашли мои отпечатки, как-никак я ведь нарисовал эти карты. К тому же карты предназначены для игры… И почему я должен отвечать за дела какой-то шлюхи! Почему я должен отвечать за предметы, спрятанные в доме Халины Клим?!
– На них нет отпечатков ее пальцев.
– А уж это меня не касается… Я не обязан доказывать свою невиновность, наоборот, вы должны доказать мою вину!
– Именно этим я и занимаюсь, пан Омерович. Халина Клим не могла закопать эти предметы. Кусок газеты, в который они завернуты, вырван из номера за одиннадцатое декабря, а она девятого попала в больницу…
Художник посерел и обмяк. Мне казалось, что передо мной студень, который вот-вот растает.
Только теперь Омерович осознал, какую ошибку совершил. Банальную ошибку всех преступников. Они думают только о том, как бы завладеть добычей, но совершенно не представляют, что будет, если эту добычу найдет милиция. В этом отношении их воображение вдруг дает сбой, преступники почему-то всегда уверены в собственной неуязвимости, в своем гениальном предвидении. И, как правило, попадаются на сущей мелочи.