Туз пятой масти
Шрифт:
В своем литературном шедевре я подробно перечисляла все его пакостные дела, какие только знала, а начинался он словами: «Я, Владислав Банащак, признаюсь, что…»
– Я этого не подпишу! – выдохнул бандит, пробежав текст глазами.
– Подпишешь! Но уже у прокурора! Прощай! – Я повернулась, словно собираясь уйти.
– Подожди… Какие гарантии ты можешь дать?
– Только мое слово, но оно будет получше твоего! Но ты должен навсегда сгинуть с наших глаз.
– А если не соглашусь?
– Тобой займется прокурор.
– Дай
– Над чем тут думать? Выбора у тебя нет. Я снова испугалась. Зачем ему понадобилось время? Что он еще замышляет? Никакого времени на раздумья!
– Эти доллары и… как их там… карты при тебе?
– Не такая дура. Они в безопасном месте у одного человека, которого ты не знаешь, вместе с копией этого текста, в пакете, адресованном в прокуратуру. Если со мной или с матерью что-нибудь случится, пакет отправится по назначению. Как видишь, я все предвидела и приняла соответствующие меры.
– Три дня на раздумья!
– Нет!
– Ну что ж… приходи завтра в восемь вечера в «Омар». Я же должен ликвидировать некоторые дела, как-то объясниться с женщиной, с которой живу…
Это ведь целые сутки… на что они ему? Вообще-то ему действительно надо как-то собраться.
– Ну ладно, – милостиво согласилась я. – Только помни, это не блеф, я прекрасно знаю, что ты гангстер, поэтому подстраховалась на все случаи. И заруби себе на носу: с моей матерью у тебя нет больше никаких дел. Исчезнешь тихо, по-английски. За тебя попрощается Омерович, когда будет убираться из нашего дома.
Из «Омара» я летела как на крыльях, чувствуя, что избавилась от кошмара, который мучил меня все эти долгие месяцы.
Но следующим вечером, ровно в семь часов, зазвонил телефон… Я хорошо запомнила время. Этот звонок мне не забыть никогда…
ПРОКУРОР
Мария Заславская приняла меня без удивления, словно ждала. Собралась она за пять минут, будто куда-то торопилась. Я понял ее. Она не хотела встречаться с домашними.
Но избежать этого не удалось. В гостиную вошла домработница и смерила меня подозрительным взглядом.
– Пани когда вернется? – обратилась она к хозяйке, хотя смотрела только на меня.
Заславская беспомощно молчала.
– Пани едет в прокуратуру и какое-то время там пробудет.
Сколько же ненависти было во взгляде старой женщины! По щекам ее градом покатились слезы.
– А что мне пану сказать, коли позвонит? Что я мог ей ответить! Если б можно было что-нибудь скрыть! Неужели эта, как там ее… Анеля ничего не понимает? Я разозлился. Можно подумать, это я виноват, что их мир рухнул! Мне было искренне жаль и профессора Заславского, и юную Доротку. Почему-то от этой жалости я еще больше злился и на себя, и на Заславскую.
– Можете сказать ему все, что угодно, это не мое дело, – буркнул я. – Я не собираюсь звонить профессору
– Ах ты такой-сякой, я ему все равно правды не скажу, наша пани ни в чем не виновата, пока пан вернется, все уже уладится. Сам пан убедится, коли Бог у него в сердце есть!
– Анеля… если муж позвонит… скажи ему, что я уехала… на неделю в Закопане… А теперь иди, милая, иди… позаботься о Дороте! – выдавила Заславская.
«На что она рассчитывает?» – подумалось мне. Заславская открыла секретер.
– А ну отдайте! – Я схватил ее за руку. Тень улыбки на миг скользнула по ее лицу.
Заславская была очень бледна, под черными, неестественно блестящими глазами залегли голубые тени. Глаза занимали пол-лица. Она показалась мне еще красивее, чем в первый раз.
– У меня было достаточно времени, чтобы покончить с собой, и никто не смог бы мне помешать. Я этого не сделала, потому что умершие всегда неправы. Пожалуйста! – она подала мне пузырек с таблетками. – Мне понадобится поддержка…
Что тут – спокойствие, расчетливость или фатализм? Я не понимал эту женщину.
– Умоляю вас по возможности пощадить мужа и дочь. Они не заслужили такой жестокой участи.
Когда мы оказались в прокуратуре, Заславская попросила фенактил – то самое лекарство, которое я у нее отобрал.
При ней я позвонил в милицию, чтобы доставили гардеробщика и официанта из забегаловки с головоломной лестницей. Не сводя с Заславской взгляда, я продиктовал название ресторана.
– Не надо, – тихо сказала она. – Да, это я была там и я привела этого пьяного мужчину…
Передо мной сидела жена профессора юриспруденции, интеллигентная, рафинированная женщина, и рассказывала, как однажды вечером она отправилась в первую попавшуюся забегаловку, заманила одного из пьяных посетителей в квартиру Владислава Банащака, а потом улизнула оттуда под предлогом пополнить запасы спиртного…
У меня в голове не укладывалось. Казалось, время вдруг повернуло вспять и утонченная, образованная дама снова стала Жемчужиной, портовой девкой, которую совершенно не интересует, что произошло с беднягой, влипшим по ее милости в историю с убийством. Заславская привела его в квартиру Банащака с одной-единственной целью: чтобы свалить на чужого человека убийство, которое совершила сама.
Бог мой, да не каждая шлюха столь бессердечна и хладнокровна!
И все-таки почему-то я внутренне противился этой версии, такой логичной и простой. Это было совершенно иррациональное чувство. Может, виной всему симпатия, которую я невольно испытывал к этой красивой и гордой женщине? Не знаю. Как бы то ни было, несмотря на более чем убедительные улики и отличный мотив, мне не верилось, что Заславская – убийца.
А возможно, причиной моих сомнений являлось именно то, что слишком уж гладко все выходило? История казалась складной, чересчур складной…