Тварец культуры
Шрифт:
— Настоящий джентльмен не сделает замечание женщине, несущей шпалу, — заметил очередной оратор.
— У вас всегда так весело? — спросила Раечка у соседа.
— Бывает еще хуже, — ответил Сергей Валентинович. — Послушайте, у меня есть предложение. Вместе поужинать.
— Я не против. А где? — сразу же согласилась Рая. Как упустить такой удобный случай провести агентурную работу. Белых понял ее поспешное согласие по-своему.
— Знаю я одно прелестное местечко, — игриво пропел он, — под горой, где течет маленькая речка…
— А на чем поедем? — игриво спросила она.
—
Ужинали они в роскошной квартире Сергея Валентиновича — преуспевающего фотомастера. Он был церемонно вежлив и сдержан, хотя Раечка ждала, что он набросится на нее как голодный безработный на тарелку горохового супа, как только они войдут в прихожую. «А куда спешить? — решил фотограф. — Если уж птичка здесь — мы будем лакомиться ею с чувством, с толком, с расстановкой».
Что было дальше — скучно писать. Ничего нового. Раз уж молодая женщина пришла в дом молодого мужчины… Ну, пили шампанское под зажженные свечи. Была хорошая закуска, негромкая музыка, возвышенные разговоры. Сергей Валентинович читал свои произведения, а Раечка искренне восхищалась ими — так она была настроена, что восхищалась бы сейчас чем угодно. Кроме того, ей нужно было завоевать доверие Сергея Валентиновича, расположить его к себе. Она делала большие глаза, ахала: «Неужели это вы сами написали?» «Сам-сам, — похохатывал Белых, — а то кто же?» И думал: «Ну, сейчас мы тебя уконтрапупим, или лучше сказать — прижучим, ишь, раскраснелась…». Он то и дело подливал в бокал гостье шампанское — не жмотничал.
Оба держали в уме одно и то же и потихоньку распалялись. Особенно после порнофильма по видику. Право же, скучно писать о том, что последовало дальше, потому как любовь поистине дело сугубо индивидуальное. И то, что одному одурманенному страстью болвану кажется божественным и чудным, остальным может представиться самым настоящим паскудством.
После того, как событие доставившее, будем справедливы, обоим удовольствие и радость состоялось, Рая положив свою головку на крепкое плечо фотомастера, гладила своими пухлыми пальчиками его уставшее, наработавшееся тело, вдруг спросила:
— Сережа, а что такое эвфемизм?
— Это когда одно понятие можно выразить другим.
— То есть — это все равно, что синоним? — сказала Раечка, обнаружив кое-какие познания в лингвистике.
— Нет, это не одно и то же.
— Тогда, что же? Приведи пример, а то я не могу понять.
— О'кей, — сказал Белых, довольный тем, что может продемонстрировать не только свою мужскую силу, но и эрудицию. — Допустим, я могу сказать: «Мой начальник — сволочь», но скажу по-другому: «Мой начальник не очень хороший человек». Или возьмем слово «любить». Оно означает пылкое, глубокое чувство. Это его прямой смысл. Но оно может быть эвфемизмом слов, ммм, скажем так — трахать, трахаться. Поняла? Послушай анекдот и все поймешь до конца. Школьник приходит домой, его дед на печке стонет: «Ооо…оооо…». Мальчик испугался: «Дедушка, что с тобой?!» — Дед
— Милый, какой ты умный, — нежно сказала Раечка, целуя Сергея Валентиновича в щеку и продолжая поглаживать своими крепкими пальчиками его тело, которое вдруг стало проявлять беспокойство и стремление выпрямиться. Где здесь эвфемизм и что было дальше, читатель догадается сам, а мы на этом умолкаем.
Так вот и случилось, что Белых глубоко внедрился в Раю, а она в свою очередь внедрилась в литературный кружок эвфемистов. О своей встрече с фотографом на его квартире Рая без утайки доложила директору. Кроме, разумеется, пикантного факта
— Приставал? — напрямик спросил строгий, но любознательный начальник. Однако, как ни странно, без тени ревности, которая на Раю, как на предмет общественного пользования не распространялась.
— Приставал, — честно призналась Рая.
— Дала ему?
— Как только, так и сразу, — с наигранным протестом воскликнула Рая.
— Молодец! — похвалил Григорий Тихонович. — Это ты здорово придумала. Настоящий Штирлиц. Продолжай его разрабатывать. А что до того, если придется в интересах дела с ним, эээ, ммм, переспать, то тебя не убудет и мне останется. Ну, давай, покажи свое богатство…
— Да, кстати, — заметил он в то время как Раечка стаскивала трусики, — если начнешь с ним спать, не будь дурой и назначь таксу. Ну, скажем, две сотни в месяц.
— А если у нас любовь, — кокетливо сказала Раечка, натягивая на себя трусики и вертя при этом своим круглым задиком.
— За любовь тоже надо платить, — философски заметил Григорий Тихонович, хмуря свои густые, а ля Брежнев, брови. Я ухожу на похороны заслуженного мастера спорта. Бели кто будет спрашивать — скажи, что я в горкоме. Если будут звонить из горкома — не поднимай трубку; Гм, гм, что это я? Скажешь я в местной командировке.
Много лет Лысый трудился секретарем парткома НИИ, потом недолго — инструктором райкома. А два месяца назад был направлен главой Дворца культуры. На укрепление. Сомнений в том — справится ли — ни у кого не возникало. В том числе и у него самого. Главное держать четкую идейную линию, — считал он. — Остальное пустяки".
— Что это за эйферисты? — спросил он в один из первых дней на новом посту у впорхнувшей в его кабинет Раечки (она все время вертелась перед глазами), просматривая планы кружковой работы.
— Идиотики какие-то, — пренебрежительно отозвалась она. — Я однажды посидела — несут черти что…
Это сразу же насторожило Лысого. Он так и впился в нее глазами.
— В том-то и дело, что они болтают, а отвечать придется нам.
Рая, грациозно виляя бедрами, подошла к окну директорского кабинета и бережно поправила ровно висящую штору, как наши вожди поправляют траурные ленты на венках, которые они не покупали и не несли, а покупали и несли другие. И тут только этот толстолобый, с пуленепробиваемым бронежилетом на мозгах директор наконец-то заметил, какое сокровище вертится перед его носом.