Твари, подобные Богу
Шрифт:
Теперь спасительницей становилась жена.
Вот ведь штука: поведи она себя жестко три года назад, он бы ушел. А сейчас — вероятней всего, — предложил бы разъехаться при первой попытке надавить на жалость. И откуда ей известно, когда что делать? Редкостное чутье! Все-таки нет на свете женщины мудрее его Власты; лишится такой было бы преступлением. Потому он так легко принял ее условия насчет имущества. Плюс реально представил после ее слов, как Лео с ребенком отнимают у него часть нажитого, и пришел в ужас: для нее, посторонней девки, что ли, надрывался? Он, разумеется, готов помогать деньгами и, скажем, купить машину… нет, машину, пожалуй, чересчур… ну,
Он провел ладонью по лицу и довольно сильно потянул себя за подбородок; как ни крути, мелочным выглядеть неприятно. Думать не хочется, что за разговор предстоит с Лео. Наобещал сорок бочек, выставился благородным героем — и в кусты? Но Ласточка была категорична: убедишься, что ребенок твой, и будешь выплачивать алименты — все, аллес! О жизни на две семьи, так, чтобы тебя с колясочкой погулять отпускали, не мечтай; у нас не Франция. Узнаю — выставлю, и тогда где жить, как жить, твоя забота; как хочешь, так и выкручивайся на зарплату. И заранее объясни своей красоте, что приезжать делать ребеночку козу не станешь, чтоб потом без претензий. Да, и еще: никакого усыновления, иначе алименты пойдут из официального жалования. Так и скажи. Ясно?
Он кивал: да, да. Но… как быть без Лео? Без их отвязного секса? Неясно почему, но с женой он ничего подобного позволить себе не мог и никогда не чувствовал себя таким гигантом.
Скоро там живот вырастет — не подступишься, напомнил себе Протопопов. Но тут же понял, что хочет видеть и живот — свое, как-никак, производство! — и ребенка, особенно если девочку. Интересно будет наблюдать, как она растет, узнавать себя, учить чему-нибудь умному. Придется что-то придумать. Усыпить бдительность жены — не станет же она, в самом деле, постоянно держать детектива, — и найти возможность навещать Лео. Господи, но как завтра смотреть ей в глаза? До сих пор он врал, будто еще не объяснился с женой, но нельзя же до бесконечности. Пора сдаваться.
Ладно, выкрутимся, утешил себя он. До разговора еще целых полсуток.
Утро вечера мудренее, решил Протопопов, плеснул себе виски и врубил звук погромче.
Виски помог — он лег спать героем. Но утро все равно наступило.
Подъезжая к дому Лео, Протопопов волновался точно перед экзаменом. Вспотевшие ладони неприятно скользили по рулю. Неожиданно его осенило: поговорим не дома, в ресторане! Там народ, сцену закатить не получится.
От сердца сразу отлегло.
Их интимные отношения сложились так, что завлекала всегда она, брала его приступом — как крепость. Но сейчас, едва переступив порог квартиры, он поспешил заморочить ее, затеребить — поцелуями, объятиями, щекоткой, какими-то глупостями. Ему, кстати, очень нравилось, что с ней можно делать любые глупости и от них никогда не бывает неловко, только смешно. Лео любила похохотать.
Протопопов («с шутками-прибаутками», вспомнилась фраза из анекдота) заманил ее в постель, убедив себя, что это ей, а не ему после секса станет спокойнее. Стало — ему во всяком случае. Он перестал замечать ее нервозность и подумал, что, наверное, пора в ресторан. Еще же домой надо вовремя.
Он сладко потянулся и посмотрел на свою подругу. Вяловата она сегодня.
— Ну что, поедем пообедаем? Проголодалась? Тебе за двоих есть положено. — М-да. «Оскар» за пошлость. — У тебя ведь нет токсикоза? Так кое-чего захотелось, что набросился и даже не спросил, как ты себя чувствуешь. Все нормально?
Лео ответила жестким взглядом. Типа, не придуривайся.
— Я правда беспокоюсь, — Протопопов скроил проникновенную мину.
— Чувствую я себя супер, всем бы так, — с неохотой, будто исполняя повинность, ответила Лео. — Ты лучше скажи: с женой поговорил?
— Поговорил, поговорил, — лживо заулыбался он.
— И?…
— Вот за обедом и расскажу.
— Ясно, — вздохнула Лео. — Значит, хорошего мало.
— Ну почему?!.. — вскинулся Протопопов, но подпустил ужасного петуха и стыдливо опустил голову.
Лео села, спустила ноги на пол. Лицо ее будто сползло вниз в брезгливом презрении.
— Пес с тобой, — устало обронила она. — Поехали жрать.
Беременность ее красила. Она казалась ожившей рекламой всего изобретенного человечеством для такой вот светящейся кожи, густых и блестящих волос, белков, отливающих синевой, жемчужных зубов, крепких ногтей, роскошной груди…
На нее оборачивались. Пока они шли через зал к столику, Протопопов на каждом шагу ловил плотоядные мужские взгляды, лепившиеся к его спутнице. Будучи перехвачены, взгляды менялись, как бы признавая за ним право собственности и отступая в сторонку, наполнялись откровенной завистью. Протопопов гордился — и страдал всем нутром: неужто лишиться столь ценного экземпляра? «Что делать, что придумать, как удержать ее тайно от жены?» — скворчало в его мозгах неостановимо, но, увы, без толку.
Они сели. Лео заказала салат, рыбу на пару, морковный сок, чем слегка подпортила Протопопову настроение — даже он понял, что это не забота о правильном питании, а признак растерянности, подавленности. Лео любила красное вино, жареное мясо, острые приправы; в спокойной обстановке, да при любящем муже, она и беременная не стала бы отказывать себе в удовольствиях. Что ж ей так не везет, бедняге? Сначала Иван с ней выкаблучивал, теперь вот он сам… и семью свою развалила… Но об этом Протопопов не знал ничего, кроме примитивнейшей фактографии: любили без памяти, прожили полтора года, поссорились, разбежались. Лео избегала говорить об Антоне; когда Протопопов рискнул проявить любопытство, то так безнадежно испортил себе кайф — Лео из страстной пантеры мгновенно превратилась в мрачный куль, — что сразу зарекся: на фиг, на фиг. Не мое обезьянье дело.
Вот и сейчас он отогнал мысли о нескладной судьбе Лео, сурово отсек жалость — иначе не хватит духу сказать то, что должен, — и погрузился в изучение меню. Решил тоже взять рыбу за компанию, выбрал белое вино. Попросил подогреть хлеб и принести масло с травами. Повозился с салфеткой, поправил тарелки, приборы. Угнездился. И со значением воззрился на губы Лео, телепатируя свое желание. Любил поиграть в эту игру — до сих пор щекотало нервы. Что ж напоследок не побалдеть; неизвестно, как они сегодня расстанутся. Сильно она вряд ли взбрыкнет, материально по рукам и ногам повязана, однако гарантий ноль — характерец у нас ого-го. Что приятно.
Лео вернулась откуда-то издалека, молча встретилась с ним глазами. Тяжело бросила:
— Ну?
— Что «ну»?
Протопопов делал вид, будто не замечает враждебности, и, как игривая каракатица, старательно пыхал чернилами сексуальных флюидов. Слова его прозвучали кокетливо.
Лео досадливо дернула ртом и хотела ответить, но тут принесли сок и воду, и разговор ненадолго прервался. Однако Лео явно надоело ходить вокруг да около.
— Что сказала жена? — в лоб спросила она, едва отошел официант.