Твари в бархатных одеждах
Шрифт:
Внезапно Розана вскрикнула, ловя воздух открытым ртом. Йоганн и стражник удивлённо посмотрели на нее. Девушка сложила руки, словно приготовилась к молитве.
– Я тупица, - заявила она.
– И вы двое тоже…
Хассельштейн вошел, не постучавшись, и окаменел от ярости. Йелль была не одна, и при виде нового претендента, который должен был занять его место в постели красавицы, священнослужитель ощутил привкус желчи во рту.
– Что вы здесь сделаете?
– прошипел он.
Гном повернулся, хватаясь
– Вы оба, - сердито сказала графиня, - убирайтесь. Вас никто не приглашал.
– Я всего лишь хотел извиниться за происшествия прошлой ночи, графиня-выборщица, - сообщил гном, пуская в ход бретонский шарм.
Хассельштейн горько рассмеялся.
– Не сомневаюсь, что ваши намерения ограничивались только этим, посол.
Йелль вышла из себя и зарычала, словно рассерженная кошка:
– Я, кажется, сказала: убирайтесь!…
– Ликтор, - усмехнулся гном, - вы лицо духовное, однако бог, которому вы поклоняетесь, был воином. У меня нет обязательств, запрещающих мне вызвать вас на дуэль. Помните об этом.
В дверях появился Леос, угрожающе положив руку на рукоять меча. Он окинул взглядом Хассельштейна и де ла Ружьера, словно решая, кого из них убить первым.
Йелль взвизгнула и запустила в мужчин расческой с инкрустированной ручкой:
– Микаэль, посол… Вон отсюда!
– Этот лоскут не был оторван от плаща…
Она должна была сразу понять это. Перед тем как попасть в Храм, Розана училась рукоделию у своей матери, швеи. Провидица ненавидела каждую минуту, проведенную за изготовлением аляповатых нарядов для местных дам и господ. Ее пальцы до сих пор были покрыты тонкой сеточкой шрамов от работы иглой.
– …его оторвали от платья.
– Что?
– Да, от парадного одеяния. Может, от бального наряда.
– Милосердная… - начал Кляйндест.
– …Шаллия, - подхватил Йоганн.
– Ты хочешь сказать, что Тварь - это женщина?
– недоверчиво спросил Харальд.
Розана заглянула в свои воспоминания, сопоставив образы, которые она уловила в сознании жертв. В темноте тонкое и острое лезвие сверкало, как драгоценный камень.
– Нет… - ответила провидица.
– Да…
– Так «да» или «нет»?
Тварь вышла на свет, и Розана увидела ее лицо.
– Да.
Тварь была прекрасна…
– Во дворец!
– воскликнула Розана.
– Немедленно.
…Прекрасна и ужасна.
Мужская оболочка съежилась, мальчишеская оболочка опала, как шелуха…
Все прежние «я» умерли. Осталась только Тварь.
Она выпускает когти и готовится напасть на последнюю из них. На последнюю из мерзких женщин. На худшую из них.
Ей и самой непонятно, охотится она или выжидает. В любом случае, скоро все закончится.
Это последнее убийство из ненависти.
Тварь
Кто-то еще присутствует в ее разуме, доставляя беспокойство. Женщина, грязная женщина! Тварь видит рыжие волосы и миловидное личико.
И число. 317 5037. Она не понимает. 317 5037?
Тварь озадачена, но лишь на мгновение. Затем ей все становится ясно. И она смеется…
Перед трактиром стоял экипаж, принадлежавший городской страже. Харальд реквизировал его, забрался на козлы и взял в руки вожжи, а барон тем временем помог Розане сесть в карету.
Провидица почти что впала в транс. Ее глаза были закрыты, но веки судорожно подергивались. Она напоминала ивовый прутик в руках искателя воды. Девушка сидела неподвижно и молчала.
Харальд нахлестывал коней, и карета мчалась сквозь туман. Капитан надеялся, что экипаж производит достаточно шума, чтобы случайные прохожие успели убраться с дороги.
Представив карту города, стражник выбрал кратчайший маршрут к мосту Императора Карла-Франца, а затем во дворец.
– Это Эммануэль, - размышлял вслух барон, - Маркиза Сидония никуда не отлучалась прошлой ночью.
Харальд ничего не ответил. Пока еще ничего не было доказано.
– Другой женщины на вечеринке не было.
В тумане возник силуэт лошади, вставшей на дыбы. Это была одна из беглянок, которых еще не успели отловить.
Харальд натянул поводья, не позволяя упряжке свернуть с дороги.
Заблудившееся животное испугалось и ускакало прочь, исчезнув в серой мгле.
– Но графиня? Почему?
Они миновали мост, и дорога стала шире. К счастью, на улице было пусто, что объяснялось плохой видимостью и страхом перед оставшимися бунтовщиками.
– Кляйндест, - окликнул стражника барон.
– Вы как-то сказали, что убийца женщин - это худший из преступников.
Харальд утвердительно замычал.
– А вы смогли бы стать таковым?
Харальд подумал о графине Эммануэль, попытался представить ее нежные ручки, сжимающие нож, которым она искромсала других женщин и перерезала горло бедняге Эльзассеру.
И все же он не был готов ответить на вопрос барона.
Впереди вырисовался силуэт каменного молота, занесенного над соседними строениями. Они приближались к дворцу.
А внутри их ждала Тварь.
– Как я понимаю, моя сестра попросила вас уйти,- спокойно заметил Леос.
Бросив взгляд на виконта, де ла Ружьер и Микаэль похолодели и дружно закрыли рот. Леос убрал руку с рукояти клинка, и все вздохнули свободнее.
– Да,- подтвердила Эммануэль.- Все верно.
Облик его сестры слегка поизносился. Когда графиня смыла косметику, стали заметны тонкие морщинки вокруг ее губ и глаз.