Твердь небесная
Шрифт:
Наступление Намбу начал ночью. Невзирая на огонь русской артиллерии, его солдаты ворвались в деревню и сошлись там со стрелками Топорнина в жестокой рукопашной схватке. Ценой больших потерь японцам удалось занять южную часть Юхуантуня. Но всею деревней они овладеть не сумели – сил не хватило.
В главной квартире удержанию Юхуантуня придавалось первостепенное значение. Куропаткин назвал деревню ключом позиций и приказал во что бы то ни стало отбить ее. Как и в недавнем бое за Салинпу, к Юхуантуню прибыл генерал Каульбарс, чтобы непосредственно руководить боем. Соседи Топорнина, понимая, что в центре расположения армии завязывается нешуточное дело, помогли сводному корпусу, – кто чем мог, – даже
На рассвете русские бросились на приступ занятой противником части Юхуантуня. Но были отбиты. Каульбарс с Топорниным несколько раз посылали войска в атаку, но все безрезультатно, причем потери русские несли значительные, – японцы обстреливали из окон и забрасывали с крыш фанз гранатами атакующих.
Тогда решено было истребить неприятеля артиллерийским огнем. Несколько батарей принялись в упор расстреливать фанзы с засевшим там японцами. Ветхие строения рассыпались от шрапнелей в глиняную крошку. Но крепким фанзам, а таких в деревне имелось немало, шрапнель большого вреда не наносила – отскакивала от стен, будто горох. Перед фугасными снарядами они, конечно, не устояли бы. Но как на грех, таких боеприпасов не оказалось во всем отряде Топорнина. Командующий распорядился срочно подвезти фугасы из Мукдена.
Наконец снаряды были доставлены. Деревню артиллеристы еще раз хорошенько обстреляли, причем большую часть строений превратили в руины. Тогда снова пошла в атаку пехота. И все-таки японцы как-то держались, цепляясь за каждую нерухнувшую стену, отбивались яростно, бесстрашно, будто эта безвестная маньчжурская деревня была им любезною родиной. Только с наступлением темноты они мелкими группами или поодиночке стали уходить из Юхуантуня.
Но рано еще русским было радоваться успеху. Довольно большая группа японцев засела в самой крепкой в деревне фанзе – не глиняной, а сложенной из камня, – которую не смогли разбить даже фугасы, – они прошибали стены насквозь, не разрушая их. Стрелки Топорнина два раза бросались на эту фанзу на ура, но оба раза неудачно, – японцы отчаянно отстреливались и отбивались ручными бомбами, нанося атакующим значительный урон. Артиллеристы докладывали, что разрушить этот донжон можно только пироксилиновыми снарядами. Но таковых опять не оказалось на передовой! Снова послали в Мукден.
Впрочем, пироксилин не пригодился: под утро японцы взорвали себя сами. Когда вслед за взрывом на развалины фанзы ворвались русские, они обнаружили там более ста трупов и еще почти пятьдесят человек живых, из которых лишь единицы не были ранены и искалечены.
Юхуантунь остался за русскими. Это стоило Топорнину пяти с половиной тысяч человек. Японцы потеряли немногим меньше: бригада Намбу была почти целиком уничтожена, – из десяти человек в строю у генерала оставался лишь один боец.
Удивительное, неожиданное упорство русских обескуражило японцев: давно прекратив атаки на южном фронте, они вынуждены были перейти к обороне и на западном участке. Теперь бы барону Каульбарсу самое время было взять инициативу в свои руки, надавить на обессилевшего, скурвившегося, по солдатскому определению, неприятеля, приказать наступать Церпицкому с его хорошо сохранившимся и вдобавок усиленным корпусом, превосходящим любую из японских армий. Но командующий не предпринял ни самой малой попытки атаковать где-нибудь обескровленного противника. А ведь у Каульбарса появился самый дорогой, самый надежный союзник, какой только может быть у полководца, – основательные сомнения врага в победе.
Как ни стойко держались в Юхуантуне японцы, но все-таки поле боя осталось не за ними. Как ни велика была цена, заплаченная русскими за этот ключ позиций, но, тем не менее, они его отстояли. Да, бой у Юхуантуня не принес русским
Но Каульбарс промедлил с атакой, сулящей всей русской армии несомненный успех, не использовал верную возможность вырвать победу.
А тем временем головные дивизии генерала Ноги вышли к железной дороге севернее Мукдена. За все время, сколько шла война, у русского командования не было заботы важнее, чем обеспечение безопасной связи с тылом по единственному пути. Куропаткин об этом заботился так же ревностно, как, наверное, только кривой заботится о единственном глазе.
Главнокомандующий срочно собрал новый отряд во главе с генералом Лауницем и бросил его отгонять «артурцев» от железной дороги. Предполагалось довести отряд Лауница до девяноста батальонов, – по мнению главной квартиры, это возможно было сделать за счет войск Линевича и Бильдерлинга, отошедших на короткие позиции за Хунь-хэ. Но всех батальонов Куропаткин собрать на севере не успел, – на южном фронте события вдруг так повернулись, что пришлось, как скаламбурил кто-то в главной квартире, Ноги уже не сдерживать, а уносить.
А Лауниц – как ни удивительно! – очень неплохо действовал и малым отрядом. Это было тем более неожиданно, если иметь в виду, что его войска изнемогли в многодневном сражении, в то время как японцы, которым Лауниц противостоял, не знали сколько-нибудь серьезных боев с самого Порт-Артура. Вряд ли марш в сто двадцать верст, которые солдаты Ноги преодолели, по правде сказать, не особенно-то торопясь, соизмерим по затратам сил с двумя неделями окоп под ураганным огнем из всех видов оружия, затихающим лишь на время штыковых схваток сторон. Возможно, Лауниц, получив еще подкрепления, переломил бы ход сражения, но случилось невероятное: южный русский фронт, выдержавший все атаки неприятеля на прежних растянутых позициях, отодвинувшись на новые позиции, короткие и более крепкие, был прорван!
Линевич и Бильдерлинг отводили свои войска за Хунь-хэ, даже не заботясь о маскировке, настолько не опасались преследования: солдаты, оставляя окопы, сжигали все лишнее, способное послужить на пользу врагу, – сотни костров по русской линии оповестили японцев об отходе противника.
Командующие армиями в общем-то верно оценивали обстановку: у японцев действительно не оставалось уже сил докучать арьергардам противника. Но и вовсе не преследовать отступающих японские догматики-генералы, видимо, считали не по правилам войны. Поэтому они, собрав с миру по нитке, усилили остатки противостоящей 4-му Сибирскому корпусу гвардии и бросили это войско вдогонку отходящим полкам генерала Зарубаева.
Почему же японцы выбрали именно этот участок для последнего фанатичного натиска? Элементарный здравый смысл должен был подсказывать Ояме и его командующим армиями преследовать любой русский корпус, только не тот, что менее прочих пострадал в ходе долгого сражения. Вряд ли японцы, последовав за сильнейшим противником, рассчитывали на какой-либо успех. Скорее всего, они имели целью лишь показать, что еще не разбиты, не уничтожены, но способны идти вперед. И тут уже не имеет значения, какому именно отходящему корпусу противника наступать на пятки – понесшему невеликие потери в предшествующих боях или почти обескровленному.