Твердь небесная
Шрифт:
Но эти и другие развлечения, конечно, не могли быть для Тани основным занятием. Тем более после разговора с Капитолиной Антоновной. Старая барыня тогда отнюдь не шутила: она с дочерьми и с внучкой действительно шила белье для маньчжурцев.
Капитолина Антоновна, ее дочь Ирина Николаевна и Наташа раскраивали полотно, а другая дочь, Ульяна Николаевна, сшивала части в целое. После того как присоединилась Таня, ей также была поручена раскройка, а Ирина Николаевна тогда пересела за свободный «зингер». Теперь-то дело у них пошло живее.
Большинство полезных заветов и наставлений, полученных Таней от матушки перед венцом, исходили еще от Таниного дедушки – полковника Нюренберга.
Вот теперь Тане и вышел случай себя показать. Она отнеслась к изготовлению солдатского белья исключительно ответственно. Капитолина Антоновна скоро убедилась, что новой закройщице и указывать ничего не надо – сама вполне справляется. Понаблюдав за невесткой несколько дней, она благосклонно заметила Тане, что ей ни к чему было покупать рубашку из Парижа – могла бы и сама сшить не хуже.
После этого Таня еще несколько раз по разному случаю показывала свое бесподобное воспитание. И старушка умягчилась – поняла, что в доме появилась отнюдь не бездельница и не белоручка.
Итак, Таня была с честью принята в семью с высочайшего одобрения старейшины.
Еще перед свадьбой, когда только она узнала, чьею женой по родительской воле ей предстоит стать, Тане пришла в голову мысль: теперь же Лизу будет найти проще простого! Антон Николаевич крупный полицейский чин, и ему не составит труда разыскать подругу жены – только прикажет своим подначальным, и те мигом ее предъявят.
И вот некоторое время спустя Таня решилась поговорить с мужем. Конечно, ей нелегко было начать этот разговор, потому что она считала себя в случившемся первой виновницей, – и в этом тоже придется сознаваться! Но Таня верно понимала, что еще большая тяжесть останется у нее на душе, если она смалодушничает и не осмелится рассказать Антону Николаевичу о Лизе и о своей роли в ее судьбе.
Как-то, уже после судьбоносной утренней беседы с Капитолиной Антоновной, Таня попросила Антона Николаевича выслушать ее. По правде сказать, она не знала, как ей начать эту историю. По ее разумению, начинать надо было именно с того, как они втроем – Таня, Лена и Лиза – пришли в дом к Дрягалову на заседание кружка. Но ведь нужно иметь в виду, что собеседник ее не только муж, но еще и полицейский! Как он распорядится полученными от нее сведениями – неизвестно. Поэтому Таня прежде осторожно заметила, что их разговор касается таких предметов, которые она не считает возможным доводить до сведения полиции. Антон Николаевич от души рассмеялся. Он так ответил молодой разумной супруге:
– С тобой, дорогая, я не полицейский. Что же, если муж доктор, для него все кругом – больные? Так?
Теперь уже рассмеялась Таня, поняв свое заблуждение. И обо всем наконец рассказала.
Она напомнила Антону Николаевичу, о чем он сам же известил в свое время Александра Иосифовича: как-то весной она с подругами заглянула полюбопытствовать в одно безобидное собрание… Антон
Полицмейстер неплохо знал о махинации Александра Иосифовича с Тужилкиной. Но он также отлично понимал, какими мотивами руководствовался его друг: ради безопасности дочери можно пойти на многое, а тем более на такой, казалось, безобидный подлог. Казаринов рассуждал, в общем-то, здраво: ну поругаются, подуются подружки, как обычно, а потом и обойдутся, – сколько уж они дулись друг на друга по разному поводу и тут же мирились! Кто же мог подумать, что так все обернется, что выйдет большая неприятность с этой легкоранимой и болезненно совестливой Лизой. Антон Николаевич тогда еще даже подыграл другу. Когда вскоре вслед за этим Александр Иосифович попросил для дальнейшего развития его хитроумного плана, то есть для поддержания у дочери иллюзии виновности Тужилкиной, немедленно арестовать хотя бы на сутки другую Танину подругу, Лену Епанечникову, Антон Николаевич сделал это.
И вот теперь полицмейстеру приходилось держать ответ. Он сообразил: раз Таня об этом спрашивает, значит, у нее есть все основания считать Лизу невиновной. Поэтому продолжать игру, затеянную Александром Иосифовичем, нет смысла. Но в таком случае у Тани будут все основания спросить, кто же придумал обвинять Лизу, и кто на самом деле донес на кружковцев. Со вторым вопросом проще: выдавать секреты своей службы Антон Николаевич не имеет права даже жене. Но вот за Тужилкину отвечать как-то придется.
Он объяснил случившееся с Лизой так:
– Ты думаешь, у нас не бывает неувязок? Увы, не без этого: что-то где-то напутали наши делопроизводители. Твоя подруга ни при чем.
Одновременно Антон Николаевич пообещал Тане попытаться выяснить, что случилось с Тужилкиной, где она может быть.
И выяснил моментально. Кроме того, что он распорядился искать Лизу по приметам городовым и филерам, Антон Николаевич решил проверить полицейскую агентуру среди социалистов: не появилась ли в их кругах девушка, таких-то лет и такой-то внешности, ведущая, видимо, нелегальный образ существования? Буквально через два дня Антону Николаевичу доложили, что, по сведениям от агента, действующего в одном из социалистических кружков, девушка с означенными приметами – и главное! – по имени Елизавета Тужилкина ему действительно известна: он ее видел у какой-то своей товарки по кружку.
Узнав об этом, Таня хотела немедленно встретиться с Лизой. Она попросила Антона Николаевича дать ей скорее Лизин адрес или как-то еще помочь организовать им встречу. Но Антон Николаевич вот что сказал на это:
– Таня, боюсь, вы с подругой не только долго еще не встретитесь, но даже и весточки какой-нибудь от тебя я передать ей не смогу. Дело очень осложнилось. Оказывается, твоя Лиза Тужилкина за это время успела стать революционеркой. Она теперь состоит в том самом кружке, куда вы однажды пришли из девичьего любопытства. Видишь ли, не скрою, полиция за этим кружком ведет наблюдение. И если сейчас дать Тужилкиной понять, что она обнаружена, значит, по сути, спугнуть и ее и всех прочих кружковцев. Они просто в очередной раз поменяют адреса. И тогда десяткам людей снова придется выполнять колоссальную трудоемкую работу по их обнаружению. Придется пока подождать. Но я тебе вот что скажу: пусть душа у тебя больше не болит, – если у тебя и была какая-то вина, то ты ее искупила своими искренними переживаниями о подруге, своим участливым отношением к ее судьбе.