Твердь небесная
Шрифт:
Назвав адрес Епанечниковых, Таня откланялась.
На обратном пути она заехала к Наталье Кирилловне. Как ни ясно было Тане, что Леночкина мама посредник не самый надежный, но никакого лучшего связного у нее теперь не имелось. Таня попросила немедленно позвонить ей, как только Наталье Кирилловне сообщат о возвращении господина Дрягалова. Причем ни в коем случае не передавать это известие никому, кроме нее самой! Наталья Кирилловна заверила, что исполнит все в наилучшем виде.
После госпожи Епанечниковой Таня отважилась на очень нелегкий для нее визит – к Тужилкиным. Но теперь-то она идет, по крайней мере, с доброй вестью. А когда Лена ее привела к Лизиным родителям в начале лета, Таня вообще первые минуты не могла на них глаз поднять. Впрочем, как и говорила раньше Леночка, у Тужилкиных никаких претензий к дочкиным подругам не было. Во всяком случае, они не выразили им ни даже самого малого неудовольствия по поводу случившегося. В тот раз подруги едва застали
Лизина мама вначале и не признала в молодой богатой барыне дочкину подругу. Когда же Таня рассказала ей, что Лиза жива-здорова и находится где-то в Москве – где именно, пока не известно, – несчастная женщина безотчетно потянулась к гостье, чтобы верно прижать ее к себе и расцеловать, но, одумавшись, удержалась. Она тут же при Тане и детях упала на колени перед иконами и принялась истово креститься.
Домой Таня возвратилась в прекрасном настроении: она была убеждена, что совсем скоро осчастливит Тужилкиных еще более радостным известием о Лизе.
Разговор с Таней напомнил Антону Николаевичу о событиях полугодичной давности, которые он за прочими своими служебными заботами уже, по правде сказать, подзабыл. Полицмейстер еще тогда обратил внимание, как усердно, как целенаправленно Александр Иосифович поддерживает в дочке иллюзию виновности ее подруги Тужилкиной, как старательно топит эту девушку. Однажды он приехал к Антону Николаевичу под вечер, встревоженный, обеспокоенный, и сказал, что его план по спасению Тани под угрозой: чтобы окончательно и наверно убедить дочь в коварстве, в мошеннической, предательской сущности всей этой своры инородцев-социалистов, в которую она по недоразумению попала, нужно немедленно, хотя бы на один день, арестовать другую ее подругу – Елену Епанечникову. Особенных оснований поступать таким образом у полицмейстера не имелось: ну кто такая эта Епанечникова? – восторженная гимназистка, явившаяся в тайное общество исключительно из девичьего любопытства. Но, с другой стороны, такой арест не считался бы и противозаконным, поскольку девушка вольно или невольно попадала в поле интересов полиции как новая участница запрещенной социалистической организации. Поэтому Антон Николаевич решил пойти навстречу другу, а заодно попугать и Епанечникову с ее родными, – для острастки! – провести у них обыск по всей форме, ну и забрать девицу переночевать в участке. Вроде все вышло тогда складно. Вообще-то Александра Иосифовича очень даже можно понять: чего он добивался? какие и чьи интересы отстаивал? – да прежде всего, как мудрый глава семьи и заботливый отец, он радел о благополучии своего дома и предотвращал опрометчивые поступки юной дочери. И если ему для этого пришлось применить меры, не вполне согласующиеся с понятиями благородства и чести, – кто его осудит? какой безгрешный первым бросит в него камень? К тому же разве мог он предположить, что его комбинация с Тужилкиной и Епанечниковой обернется такими неприятностями? Как, наверное, рассуждал Казаринов: ну побранятся девицы, подуются друг на друга – сколько у них уже по разному поводу было смертельных обид и разрывов навеки! но всегда мирились самое большое на третий день, – так и в этот раз замирятся и забудут, что случилось. Мог ли он предположить, что эта Тужилкина, оскорбленная в высшей степени, сбежит из дома, исчезнет, пропадет? – конечно нет! В целом же его хитрость удалась: дочка была спасена от соскальзыванья в пропасть и при этом осталась в неведении об отцовой проделке.
И тут Антону Николаевичу пришла неожиданная и где-то даже досадная мысль: а не является ли их с Таней брак продолжением этой истории? Неужели Александр Иосифович, не вполне полагаясь на прежние, успешно осуществленные меры, решил еще более подстраховаться, поручив дочку надзору мужа-полицмейстера? Такой вывод расстроил Антона Николаевича: он любил Таню, причем влюбился еще до того, как они поженились, распознав в ней натуру волевую, самоотверженную – под стать ему самому! Не говоря уже о том, что Таня была красавицей и умницей. И вдруг выходит, их брак – это личный, потаенный, расчет Александра Иосифовича.
Антон Николаевич стал припоминать обстоятельства, предшествующие их с Таней женитьбе. Сколько накануне Таниного участия в кружке он встречался с Казариновыми, и никто из них – ни Александр Иосифович, ни Екатерина Францевна – ни полусловом не обмолвились о своих скорых или дальних матримониальных планах на дочку. Очевидно, таких планов у них тогда не было. И вдруг, вскоре после известного происшествия, они, хотя и не показывая вида, едва ли не понуждают его просить Таниной руки, сватают ее так настоятельно, будто девушка заневестилась. А она между тем еще не успела отмыть гимназических чернил с пальчиков! Следовательно, Танино замужество – это звено той
Понятно, все это Казаринов проделывал не без какой-то важной причины. Какую же именно цель он преследовал? Ну, само собою, отводил от семьи подозрения в неблагонамеренности. Если бы дело с дочкой-социалисткой получило широкую огласку, как бы это отразилось на карьере Александра Иосифовича? Какие бы последствия это для него имело? Во всяком случае, не повышение по службе. Но какой же вышел результат? Самый невероятный! – мастерски добившись своего, уладив все семейные проблемы, Александр Иосифович оставляет службу и отправляется… на войну!
У Антона Николаевича при решении разных криминальных головоломок имелся излюбленный прием: дойдя в своих рассуждениях до какого-то абсурдного, казалось, вывода, не сбрасывать его со счетов, а проанализировать события в обратном порядке – не окажется ли эта на первый взгляд нелепость логически следующей из предшествующих действий преступника, прежде не вполне оцененных сыщиками?
Итак, предположим, рассуждал полицмейстер, Александр Иосифович преследовал цель – оказаться в Маньчжурии. Как было известно Антону Николаевичу, господин Казаринов, вступив где-то летом в московский дамский комитет о раненых, затем выхлопотал для себя должность заместителя председателя комиссии Красного Креста князя Львова и вслед за патроном выехал на театр военных действий. Мог бы он всего этого добиться, имея славу отца революционерки? Практически никогда! Социалисты нисколько не скрывают своего интереса в поражении России, имея в виду, что поражение в этой войне ослабит режим и таким образом поспособствует осуществлению каких-то их замыслов. Причем эти люди отнюдь не ограничиваются одним только оглашением взглядов: они еще иногда и конкретными действиями подтверждают свои намерения – например, на пути следования воинских эшелонов на Дальний Восток организуют саботаж, а то и прямо террористические акции. Далеко бы уехал Александр Иосифович, рекомендованный в Москве как глава семейства социалистов? Может быть, до Читы добрался бы. А если дальше, то только в бескозырке в окопы под надзор фельдфебеля. Александр же Иосифович, как можно судить по его должности, равной штаб-офицерской, не имеет ограничений в передвижении и по пути следования на театр войны, и на самом театре: ему доступно практически все – и самые передовые позиции, и штабной эшелон главнокомандующего.
Значит, если у него была цель – во что бы то ни стало оказаться на войне, то все предшествующие его действия теперь представляются вполне обоснованными: расправившись с Таниными подругами и надежно изолировав от порочащих связей саму дочку, закабалив ее несвободой замужней женщины, он открыл себе прямой путь в Маньчжурию. Но что же его туда так влекло? Неужели один только благородный порыв попечительствовать о раненых? Возможно. Антон Николаевич знал своего друга как редкостного филантропа и альтруиста. Но, если на то пошло, ему и в Москве хватило бы забот: Лефортовский госпиталь, больницы – все было теперь переполнено ранеными и увечными маньчжурцами, а новые все поступали и поступали, эшелон за эшелоном. Вот где, казалось бы, бескрайнее поле деятельности для энергичного филантропа Александра Иосифовича Казаринова. Но нет! – он едет именно в Маньчжурию. Видимо, что-то, помимо раненых, влечет его туда.
Сделав этот вывод, Антон Николаевич вынужден был остановиться: чтобы продолжить дальнейшие рассуждения, одних логических умопостроений теперь уже недоставало. Требовались факты. Но вопрос – для чего ему факты о Казаринове, его друге? Зачем ему знать, по какой надобности отправился в Китай отец его жены, если сам он, кроме официальной причины, не счел нуясным ничего больше сообщить.
Тут Антон Николаевич испытал знакомое чувство – такое у него нередко случалось, когда он распутывал разные криминальные дела, – он вздрогнул, занервничал, силясь уловить только что промелькнувшую и на ходу не вполне им оцененную зацепку. Только бы ее не потерять! Что он сейчас подумал? – зачем ему знать, по какой надобности отправился его друг в Китай?.. Точно – в Китай! Маньчжурия – часть Китая. А ведь верно: Александр-то Иосифович, прежде всего, отправился в Китай! Туда, где двадцать или более лет назад служил в русском посольстве. Конечно, отнюдь не обязательно, что нынешнее его волонтерное участие в кампании на Дальнем Востоке как-то связано с прежнею службой там. Но и совершенно не принимать во внимание это обстоятельство тоже было бы неверно. Александра Иосифовича вполне могли позвать в Китай какие-нибудь начатые ранее и не оконченные дела. Почему бы нет?
Повинуясь профессиональному инстинкту расследовать все загадочное, Антон Николаевич вызвал помощника и поручил ему послать телеграмму в русское посольство в Пекине с просьбой срочно выслать в Москву все бумаги, имеющие отношение к пребыванию в Китае сотрудника посольства Казаринова. Одновременно с этим пристав велел помощнику связаться с жандармским управлением в Харбине и запросить у коллег сведения о передвижениях господина Казаринова вне расположения русской армии, если таковые имели место.