Твёрдость по Бринеллю
Шрифт:
Вода в устье реки непривычно блестела, словно зеркало. Ваня, ободрив и похвалив своего матроса, доверил Вере вести яхту и дальше, направляя ее словами. Когда речка еще больше сузилась, он перенял у нее румпель. Вера неохотно отсела в сторону и посмотрела на Ваню, в его воспаленные глаза. Наверно, посмотрела с восхищением… А он по-свойски вдруг привлек ее за шею и крепко поцеловал потрескавшимися губами ее распухшие губы… Вера не отстранилась, не проронила ни слова. Она знала и так — это был поцелуй братства: они были одной крови. Это был поцелуй благодарности, а может, и восхищения, и здесь не нужны были слова.
…И все же яхта села на мель — было время отлива. В каюте проснулись
— В чем дело? Где мы?
— Эх вы, такой шторм проспали, — посочувствовала им Вера. И не удержалась, похвасталась:
— А я за матроса была.
— Мы что, на мели? — перегнулась за борт Наташа.
— Придется в воду лезть… Я сейчас, — Ваня прыгнул за борт.
У Веры сердце зашлось: опять он! Мало ему еще досталось! Но яхта сошла с мели относительно легко, больше ничьей помощи не понадобилось. Ваня забрался на борт, тронулись дальше, петляя по корыткам. Вот и строение яхт-клуба на горизонте… Подошли к причалу, Володя выпрыгнул на мостки с швартовным концом, а Ваня снова оттолкнул яхту, чтобы поставить ее на якорь… Неведомо как, Володя упустил швартов.
Девушки собирали вещи. Ваня смотал швартов снова и кинул его Володе. Тот прозевал его, не поймал… Конец упал в воду. Тут уж и спокойный, как катафалк, капитан не удержался, выругался, а Вера с ненавистью посмотрела на своего дружка: "Раззява…"
— Как будто в штаны наложил, — подвела итог Наташа. — Так и не поняла: был он с нами или не был?..
— Был, — скрипнула зубами Вера.
Ваня подтянул конец, взял его в зубы и бросился к причалу вплавь…
Поставив яхту и подобрав все вещи — изрядно потрепанный их салат так и завял, каюту пришлось помыть от рассыпанных и раздавленных там продуктов, — путешественники решили вечером встретиться у Наташи: отметить морской праздник и подвести черту своей двадцатипятичасовой (десять вперед — пятнадцать назад) прогулке по морю.
До вечера Вера спала как убитая. Тем же, наверняка, занимались и остальные.
К Наташе Володя принес бутылку коньяка. А Ваня — крем, чтобы намазать им всех, обгоревших на солнце. Муж Наташи смотрел на их красные, блестящие физиономии и удивлялся, как так можно было за день обгореть. Про шторм он ничего не знал — в море он не был, да, может быть, штормяга и стороной прошел. Но он начал уже беспокоиться за жену и собирался даже идти разыскивать ее на катере в море, да призамешкался… "Да-а…" — иногда крякал он, слушая откровения Веры, и с запоздалым раскаянием, что отпустил Наташу, поглядывал на жену.
А компания вовсю веселилась и удивлялась своему приключению — в лице девушек, конечно. Вспоминали салат, плававший в шлюпке, выброшенную на песок — крейсерскую! — яхту, Ванин "прикид" во время шторма (Вера его высмеивала, а Ваня только радостно улыбался), морскую болезнь… Потом решили намазаться Ваниным кремом от ожогов.
— Только чур — женщин я буду намазывать сам, — слукавил Ваня.
Наташа с хохотом согласилась, и они пошли на кухню.
Когда и Верина спина была густо и нежно смазана чудодейственным кремом, и Вера осталась с Ваней с глазу на глаз, он снова привлек ее к себе.
— Молодец ты, — сказала Вера, слегка возвышаясь над Ваней и накручивая на палец его густые кудри. — Веселый… Настоящий мужик. Герой.
— Да ты знаешь, я ведь всего второй раз на яхте в море вышел, — смущенно улыбаясь, сознался Ваня, — только один раз ее обкатали, и все.
— И раньше… никогда?
— Никогда.
— Да-а, ты даешь! — изумилась Вера. — Я-то думала, ты — ас! Мы ведь могли все…
— Не могли. — Ваня прижал Веру к себе
Кода они отстранились друг от друга, чтобы вдохнуть воздух, увидели в дверях Володю. Он смотрел на них с удивлением. Потом молча опустил глаза и молча вышел.
Ваня смущенно засмеялся:
— Вовка мой друг…
— Был, — ответила Вера. И притянула к себе его голову за буйные кудри.
Танец в домашних тапочках
У Марины были гости — отмечали день памяти недавно умершей коллеги, и почему-то у нее. И вдруг — фантастика: телефонный звонок. И у телефона — ОН. Первая, так сказать, ее любовь. Если быть точной — и последняя. Единственная, в общем. Звонит. В кои-то веки! Номер где-то разузнал. Говорит так, как будто только вчера звонил, а ведь расстались… пятнадцать лет назад:
— Я тут на дачу собрался. Могу прокатить.
Марина — закоренелый скептик. Дача… Интерес известен, замысел понятен. Странно вспомнить — об этой фразе она почти мечтала, лишь бы ее услышать… пятнадцать лет назад. Даже стишок в отчаянии сочинила:
Пугаюсь я внезапности мечты: А вдруг услышишь ты и вдруг — примчишься? И не забудешь принести цветы, И о любви сказать не побоишься… Тогда — умчимся в дремлющую глушь! Пусть там свершится таинство земное: Ты будешь мужем мне, ничейный муж, А я впервые сделаюсь женою. Мечту мою ты, знаю, угадал И за окно глядишь, где месяц светел… Но никогда ты так не поступал И не придешь, теряя все на свете.И тут неожиданно — как током, хоть, если признаться, и приятно: исполнение сказки! Но… поздно. И поэтому звонок проходит мимо сознания, не задевая его, поэтому Марина отвечает своему бывшему богу, как надоевшему приятелю:
— Сейчас мне некогда… И вообще вечер у меня занят.
(Что соответствует истине и тому, что Шурик сегодня в ее планы не входит). Без боли в сердце кладет трубку.
И три дня ходит под впечатлением: позвонил! Вспомнил! Не забыта!.. Но что ему надо? При чем тут дача? Видала это сооружение, друзья показывали. Но никуда она с ним не поедет! С чего он взял? Просто, видно, затмение нашло. Семнадцать лет назад — все дела бы бросила, задрожала, дыхание б остановилось: любимый позвал! А сейчас — поезд ушел, зачем что-то ворошить? Ей этого не надо. А почему надо ему? Бес — в ребро?
Через неделю Шурик снова позвонил. "Поедем на дачу". — "Не знаю. Позвони позже." А позже к ней снова завалились гости, и она, никуда ехать не собиравшаяся, на следующий его звонок отвечала уже почему-то извиняющимся тоном: "В следующий раз", — хотя никакого следующего раза быть не могло, и могла она только, мысленно, показать ему "фигу", по старинке, — от этой привычки она еще не успела избавиться.
Но он, как видно, оставлять ее так просто не хотел и был на удивление напорист и постоянен, в отличие от себя же, молодого. Оставив на время вопрос о даче, он вдруг пригласил ее в кино, да еще в кинотеатр, ближайший к его дому. "Хм… — засомневалась Марина. — Ему что, все равно, с кем его увидят в кино знакомые? (Она не знала, что его сверстники по кинотеатрам давно не ходят…) А где же жена? Уж не дома ли сидит?"