Твёрдость по Бринеллю
Шрифт:
Со временем — прошел уже месяц, но никаких "признаков" так и не появилось — Валентина, отчаявшись, нашла способ, не вызывая подозрений, сдать нужные анализы и убедиться, что она здорова и чиста… Страхи ее наконец стали отступать. Полюбила, называется, два дня!.. Илью, его жену… сына… ей хотелось поскорей забыть как ужасный, кошмарный сон.
Но сон забывался с трудом, тем более что от Ильи вдруг пришла телеграмма: "Встречай меня, я привезу тебе лекарство". Удивившись его, такой навязчивой, заботливости, Валентина уверенно ответила письмом: "Не надо приезжать. Будь здоров". Но письмо не
— Давай я тебе сразу сделаю укол, сейчас.
Валентина со смешанным чувством удивления и брезгливости смотрела на него и думала: принимать ей все происходящее всерьез или нет, выгонять Илью взашей или благодарить за участие в ее судьбе? Потом ответила с чувством:
— Я здорова, а тебя Бог наказал за твое беспутство. Прощай.
И Илья, заглянув в ее глаза, вышел так же: словно на соседнюю улицу возвращался, — не раздевшись, не присев к столу, не взяв ее за руку… Уехал в свой далекий Нарьян-Мар.
Валя, ухватив пакет с лекарством двумя пальцами, запрятала его в темный угол. Только чувство брезгливости помешало ей расплакаться.
Прошло три года. Валентина о "тундровом человеке" и думать забыла. И однажды, в шесть часов утра, когда в дверь настойчиво позвонили, открыла, ничего такого не ожидая. За дверью стоял Илья.
Брови Валентины поползли вверх: откуда? Какими судьбами? Илья смотрел неуверенно — не ожидал, что его тут же не прогонят. От него несло "свежачком" — как видно, недавно из-за стола поднялся.
— Ну входи, — пригласила гостя забывшая и простившая все Валентина.
— Спасибо тебе. Я думал, что ты уж не примешь меня, — с достоинством ответил Илья.
— Выходит, ты так и не изучил мой характер.
— Да, твой характер — как камень… А я — как морская волна: набегу, плесну штормом — а толку-то…
— Да что уж, заходи.
Валентина прошла на кухню. Илья разделся и уселся за стол напротив нее. Присмотрелись друг к другу — перемен никаких не произошло, все такие же.
— У меня самолет в Нарьян-Мар в десять часов.
— Правда? — не поверила Валентина.
— Да, вот билет!
Действительно, до отлета самолета оставалось три с половиной часа. "О безрассудный, взбалмошный, заводной мужик, что привело опять тебя сюда? Меня явился смущать?" И вдруг…
— Пойдем, закажем сыночка.
— Зачем?
— У нас с тобой должен быть сын.
— Почему?
— Да потому, что мы с тобой давно уже — как муж и жена, неужели ты не понимаешь?
"Очень давно… да только редко", — усмехнулась Валя.
— Значит, ты закажешь сыночка — и ту-ту, а я здесь буду воспитывать троих на одну зарплату?
— Да при чем тут это? Моя мать нас пятерых вырастила в тундре, мы у нее — как пять лучей, и у тебя должно быть три луча, ярких и негасимых, — это твои лучи!
— Тогда проще было растить, пропитание себе сами добывали — вон оно, в море. А сейчас?
— Да — она воду на себе ведрами таскала, не то что вам — кран открыть… Вообще, не понимаю, как вы тут,
— Но почему ты решил, что обязательно будет сын?
— Я это чувствую! Время мое пошло — во мне сейчас бродит мужчина! Я знаю наверняка, что будет сын. Это не объяснить!
— Ты чувствуешь это сердцем?
— Нет, это кипит во мне, в крови, во мне клокочет мужское начало, я твердо знаю, что будет мальчик. Нам нужен сын!
— Но ведь ты уедешь, а он будет между небом (тобой) и землей (мной)?
— Но он нужен тебе как опора, как вот я сейчас — для своей матери. Он тебя спасет, оградит от всего, как я ограждаю, это будет вся твоя надежда!.. Валюша… Ты смотришь на меня, прямо как Афродита… Я ее видел!
— Где? В Тапседе?
— Да… Она вышла из морской пены и сказала, что заберет меня с собой… И я знаю, что она меня заберет… Умоляю, пойдем, нельзя терять времени! Он будет сильный и здоровый, как сама природа, я знаю!
О, эти зажигательные речи! Вале захотелось всего, о чем говорил Илья, — сына с такими же глазами, такого же мечтателя, такого же возвышенного и земного, необъятного, как сама природа и талант, сильного, красивого, неистребимого… Захотелось так же сидеть на берегу и смотреть на солнечный венец, пробивающийся к поверхности моря сквозь розовые облака… Потрогать руками тундру…
"Твои волосы — как морская капуста, когда она лежит на берегу и в ней играет солнце… Ты моя единственная Русалка…"
Сердце Валентины рвалось на части: одна была уже с ним, в небесах, другая прочно держалась за землю. Одна кричала: "Сдайся, опомнись, воспари!" — другая знала: всю оставшуюся жизнь придется мотать сопли на кулак. Одна звала на дикий комариный берег, другая знала, что любое новое измерение — это лишь разбухшая до неприличия обычная точка… Первая была — Мечта, у нее были крылья, вторая звалась Реальность. Снова и всегда — реальность!
— Нет.
— Мы должны, должны это сделать сейчас, ведь я уеду надолго, может, навсегда…
— Уезжай. Скорей.
Она торопила — сердце ее было неспокойно, сердце рвалось и звало, звало… Его присутствие становилось опасным.
Когда он уехал, она долго глядела куда-то за окно. В тундру, Тапседу, море? И боялась, боялась представить себе его маленькую реальную копию… Его маленькую реальную копию… И была она очень печальна и грустна, очень. Но странно — ей почему-то захотелось жить, ей снова захотелось жить!