Тверской баскак. Том Четвертый
Шрифт:
Словно прочитав мои мысли, Калида говорит твердо и уверенно.
— Это не монголы, а царевич не чингизид! У этих духу на такие потери не хватит!
«Будем надеяться! — Не так уверенно мысленно отвечаю то ли себе, то ли своему другу. — Наши-то бойцы тоже не из железа сделаны!»
По тому, как пошла в атаку конная лава, вижу, что Аланай избрал любимую монгольскую тактику — навал волнами.
Первая разреженная линия несется во весь опор, стремясь как можно быстрее преодолеть обстреливаемое пространство.
«Это наихудший
Ракета все-таки пошла в воздух и жахнула где-то во второй линии противника, подняв там дымное облако. Баллисты отработали по переднему краю, едва всадники вошли в воду. Разлившееся по песку пламя притормозило часть конницы, но основная масса пошла дальше, не замедлив хода.
Едва первые всадники вошли в реку, как заработали громобои и арбалеты. Вот эта коса срезала уже хорошо. Первая линия, окрасив воды реки кровью, повалилась с коней, но на смену ей уже пошла вторая. Эту встретил еще один арбалетный залп, но уже без громобоев. Ни баллисты, ни мушкеты еще не успели перезарядиться, и этот удар стал уже не так смертоносен.
Атакующая волна не остановилась, а лишь чуть дрогнув, продолжила катиться. Вот уже первые всадники прорвались на наш берег, часть из них падает сраженная непрерывным потоком стрел, но враг все равно неудержимо идет вперед.
Одна линия арбалетчиков сменяет у частокола другую. Отстрелявшиеся сбегают вниз и перезаряжают оружие, чтобы в свою очередь вновь быть готовыми к стрельбе. Залпы следуют один за другим, но враг лезет как одержимый, не считаясь с потерями. Уже весь берег завален трупами, и ров наполовину, но в двух местах степнякам все ж удалось взобраться на вал, и там пошла отчаянная рукопашная.
Как я и предполагал, едва выйдя на наш берег, ордынцы попытались максимально растянуть фронт и обойти нас с флангов. Там у нас устроены завалы из кустов ивняка и пробиться через него непросто, поэтому по краям песчаного пляжа наметилось заметное скопление врага.
Приказываю расчетам баллист целить именно туда. Они уже перезарядились, и залп пятилитровыми ядрами вновь заливает песок гнем и дымом. Это ненадолго охлаждает порыв атаки, но подоспевшая на помощь третья линия вновь вселяет в степняков уверенность.
Рубилово идет уже по всей линии вала. Ордынцы цепляются изо всех сил, и я понимаю простейшую аксиому — чем больше их будет наверху, тем меньше стрелков сможет отстреляться, а значит еще меньше врагов скосят арбалетные болты на подходах.
«Врага надо отбросить от частокола во чтобы то ни стало, иначе нам не удержаться! — Решаю я однозначно. — Нужна решительная контратака!»
У меня в резерве четыре десятка москвичей в хорошей броне и шлемах. Строю их в две колонны на самых опасных участках. Это приличная ударная сила, но одной ее будет явно маловато, и я постарался это учесть. Вслед за каждым отрядом дружинников встает десяток стрелков с запасом ручных литровых ядер.
Бойцы уже заведены до предела и в нетерпении посматривают на меня, но я не тороплюсь и жду, пока перезарядятся баллисты и ракетчики.
Передовые
Командиры расчетов докладывают о готовности, и я командую.
— Пли!
Ракета пошла на противоположный берег, а два тяжелых заряда с баллист ударили по нашему. Одновременно с разрывами пошла контратака. Двумя бронированными колоннами московские дружинники взлетели на вал и буквально вытолкали прорвавшихся степняков обратно за частокол.
Наступательный порыв ордынцев эта неудача не остановила, и чуть подсобравшись, те поперли обратно, но тут на них густо посыпались ручные гранаты. Несколько десятков разрывов по всему фронту прошлись отрезвляющей огненной волной, и ошалевшие степняки начали откатываться назад. Сначала медленно, пятясь, но когда им вслед ударили арбалетные залпы, побежали, уже не стесняясь.
Выстрелы арбалетчиков становятся все плотнее, и к ним беглым огнем присоединяются и громобои.
«Противник уже за рекой — это пустая трата боезапаса!» — Проносится у меня в голове, и взбегая на вал ору, перекрикивая грохот залпов:
— Прекратить огонь!
Выстрелы постепенно затихают, и в наступившей тишине мне отчетливо слышны стоны раненых и видны лежащие повсюду трупы. Свои и чужие вперемешку!
«Много! Очень много!» — Мысленно скриплю зубами и кричу командирам, чтобы немедленно выносили с поля боя своих раненых и убитых.
— Тяжелых отдельно, тех, кто еще может встать в строй, отдельно!
Тут же ору на ошалевшего полкового лекаря.
— Что ты сам всюду тычешься?! Помогай самым тяжелым, а просто перевязать бойцы и без тебя смогут.
Разобравшись с ранеными, принимаю доклады от командиров и понимаю, что ситуация аховая. Почти полсотни убитыми, сотня раненых, ракет осталась одна, зарядов к баллистам на два выстрела, а ручных гранат вообще всего три штуки.
«Даже на еще один такой штурм не хватит!» — Мрачно хмурю брови и, выслушав командиров, поднимаю взгляд на Калиду.
— Ну, что будем делать?!
Вопрос мой понятен. Мы можем просто отойти от брода и пропустить орду в степь. Все! На этом бой закончится. Степняки не будут нас преследовать, они хотят только одного, вырваться из капкана. Такое решение было бы самым разумным, все-таки у противника до сих пор подавляющее численное преимущество. К тому же всегда можно оправдать себя тем, что орда уже получила незабываемый урок.
Калида молчит долго, словно бы взвешивая все за и против. В этот момент на него смотрю не только я, его ответа ждет Соболь, командиры расчетов и даже московский тысяцкий. В напряженной тишине все замерли в ожидании, а Калида, ни на кого не глядя, наконец решительно выдохнул.
— Негоже нам ворога безнаказанно отпускать. Этим дадим уйти, так за ними другие придут, еще наглее и жаднее. Нет, уж лучше мы здесь поляжем, но татарва поганая пусть запомнит. На Руси их всех ждет только смерть! Всех до единого!