Тверской баскак. Том Четвертый
Шрифт:
Едва он проронил последнее слово, как Ванькино лицо исказилось от яростного крика.
— Смерть поганым! — Пронесся его рев над все лагерем, и набрав еще больше воздуха он взревел еще яростней. — Твееерь!
— Твееерь! — Подхватили его клич старшины баллист, и даже московский тысяцкий не удержался.
— Твееерь! — Загудел он могучим басом, и тут же ему как эхом ответила вся наша линия.
— Твееерь! Твееерь! — В едином порыве взревело все войско, словно бы отвечая мне: «Сдохнем здесь все как один, но эти твари не уйдут безнаказанно!»
Часть 2
Глава 5
Восемнадцатое
Солнце уже скрылось за вершиной холма, и воздух наполнился вечерней прохладой. После отбитого штурма весь остаток дня я ждал повторения атаки, но сейчас в преддверии надвигающейся темноты уже стало ясно — сегодня враг больше не полезет, на сегодня ему хватило с головой.
Оба берега и мелководье реки до сих пор завалены трупами степняков. Своих мы похоронили, а вот ордынских мертвяков никто не забрал. Они так и валяются по всему берегу, и похоже, их судьба нашего противника не волнует. Орда отошла от реки и встала лагерем на вершине холма, где-то в трех верстах от нас, и больше не делала никаких попыток даже приблизиться к броду.
Явно, что раньше рассвета движения не будет, но я все равно подзываю Ваньку и указываю ему на противоположный берег.
— Как стемнеет, пошли разведку на ту сторону. Пусть пасут ордынцев всю ночь, мало ли что!
Ночная атака маловероятна, но сюрпризы мне не нужны. Отпустив Соболя, присаживаюсь к костру и с наслаждением вытягиваю ноги. Последние дни вымотали меня до предела, как эмоционально, так и физически.
От огня идет приятный жар, и мое уставшее тело хочет посидеть хотя бы несколько минут просто и бездумно. Полностью расслабиться и ни о чем не думать, не строить никаких планов, а лишь смотреть на огонь и наслаждаться кратким мгновением покоя. Мое тело и разум так хотят этого, но беспокойные мысли не желают с этим считаться. Оставив сегодняшний день, они перескакивают вдруг в далекий Сарай.
«Как там сейчас Иргиль? Последнее послание от нее было аж в январе!»
Воспоминание о девушке сдавило тоской мое сердце. До жути захотелось увидеть ее смеющиеся зеленые глаза, почувствовать прикосновение ее ладони. Скрипнув зубами, гоню прочь эти мысли.
«Тоже мне, нашел время…! — Крою себя за минутную слабость. — Она сильная, и она справится! Другое дело, что твое письмо к ней стало уже неактуальным!»
Эта мысль меня огорчила. Да, мое послание к Иргиль сейчас в пути вместе с торговым караваном, что ведет Куранбаса в Сарай. Вот только в этом году, во время его отплытия, меня в Твери не было, а мое письмо к Иргиль написано еще в марте. В нем я прошу ее уделить особое внимание Берке, все еще рассматривая его как вероятного будущего хана Золотой Орды.
Такие мысли были у меня тогда, а сейчас мне уже абсолютно ясно, Берке нельзя допускать к трону. Он мелочный и злобный «троль», не способный увидеть перспективы за пеленой собственных страстей и обид. Невозможно строить союз с человеком, не умеющим проигрывать с достоинством и не уважающим никого, кроме себя.
«Вот
Чем больше я думаю об этом, тем все более мне становится ясно, что следующей весной придется ехать в Орду самому.
«Если все случится так, как должно случиться, — мысленно прикидываю перспективу, — и вместо безвременно почившего Сартака, трон Золотой Орды займет его малолетний сын Улагчи, то надо будет бросить все силы на то, чтобы „заботливая длань доброго дедушки“ Берке до него не дотянулась!»
На этой мысли усталость все-таки взяла свое, и я, видимо, вырубился. Открываю глаза, вокруг темнота, лагерь спит, и лишь на валу слышна шаркающая поступь дозорных.
«Костер уже не дымит, значит потух давно, — сознание вяло анализирует ситуацию, — это ж сколько я проспал-то?!»
Пребывать дольше в такой заторможенности мне уже не позволили. Вслед за торопливыми шагами из темноты появился Соболь.
Присев рядом, он уперся в меня тревожным взглядом.
— Это…! Кажись, ордынцы зашевелились!
Встряхнув головой, привожу себя в сознание и тут же вскакиваю. Первая мысль — тревога, надо поднимать всех. Уже открываю рот, но вглядевшись в глаза своего полковника, вдруг спрашиваю себя.
«А чего это он шепчет-то?!»
Задав себе этот вопрос, тут же понимаю, о чем подумал Соболь, и, хлопнув его по плечу, говорю так же шепотом.
— Молодец, Ванька! Поднимай всех тихонечко. Пусть немедля выходят на позиции, но так чтобы я даже дыхания их не слышал.
Соболь тут же исчез в темноте, а я подумал:
«Все верно! Зарядов у нас на один залп, так что использовать его надо по максимуму».
Аккуратно, стараясь не шуметь, шагаю к валу. Взбираюсь наверх и, прильнув к частоколу, всматриваюсь в ночь. Горизонт уже начал сереть, а над рекой поднялась полоса тумана.
«Вот дерьмо, — в сердцах крою играющую не на нашей стороне природу, — только тумана нам и не хватало!»
За спиной слышны осторожные шаги, и обернувшись, вижу прибывающих стрелков. Ванька среди первых, и едва он взобрался ко мне наверх, шепчу ему на ухо.
— К частоколу ставь бойцов как можно плотнее, сделать больше, чем один залп, у нас возможности не будет.
Ванька согласно кивает и тут же шепотом передает мой приказ ротным. Стрелки рассосредотачиваются по всему валу, взводя арбалеты и заряжая громобои.
Ночная темнота все больше сереет, а туманная дымка словно специально поднимается все ближе и ближе к нашей позиции.
Вся линия моих стрелков замерла, и я сам как на иголках. Пока перед глазами только полоса тумана, начинающее светлеть небо и все! Поднимаю вверх сжатый кулак, мол заткнулись все и не дышите.
Враз наступает полная тишина, и даже Ванька перестает сопеть над ухом. Вот теперь отчетливо слышна поступь сотен шагов. Мягкая, крадущаяся, но слишком тяжелая, чтобы земля не отреагировала.