Тверской баскак. Том Пятый
Шрифт:
Пока я размышлял, мы уже подошли к моему шатру, куда вскорости подъехал и отряд Соболя.
Бросив поводья стремянному, Ванька сразу подбежал ко мне.
— Прости, господин консул, моя вина! Не догнали германца! Вот этот, — он мотнул головой в сторону сидящего в седле пленника, — сунулся под ноги! Помешал, падлюка!
Разом помрачнев, я все же стараюсь не показать своего расстройства.
— Не тараторь! Давай спокойно и по порядку!
Бросая злобные взгляды на пленника, Ванька начинает рассказывать.
— Как врезались в германцев,
Мрачные морщины на лбу Соболя вдруг растаяли, а лицо осветилось задорной улыбкой.
— Совсем-то уж без подарка возвращаться было негоже как-то! Так велел этого отбить, — он вновь кивнул в сторону связанного, — да скрутить живьем, може сгодится тебе, а?!.
Повернувшись, он дал знак своим, и те, не особо церемонясь, стащили с седла и бросили к моим ногам пленника. Тот попытался было подняться, но удар ногой вновь опрокинул его на землю.
Один из стрелков склонился над ним и прорычал.
— Куды, паскуда! Лежи смирно, коли жизнь дорога!
Киваю парням.
— Поднимите его!
Подхватив под руки, стрелки подняли пленника, и я зыркнул на Соболя.
— Ну что ж, давай взглянем на твой подарок!
Вместе с ним осматриваю стоящего передо мной германца. Длинная дорогая кольчуга пробита в двух местах, все лицо в грязи, перемешанной с кровью.
На мой вопросительный взгляд Ванька поясняет.
— Арбалетным болтом без наконечника пришлось в упор в шлем засадить, а то живым бы не взять было. — Он растянул рот в довольной усмешке. — А так с коня брык, и вяжи его тепленьким!
Броня на рыцаре дорогая, и видно, что мужик не из простых. Спрашиваю его так же коротко, как и остальных.
— Кто таков?!
С заляпанного грязью лица в меня зыркнули яркие глаза.
— Я, Оттон дер Фромме из рода Асканиев!
«Ишь ты, шишка видать! — Саркастически хмыкаю про себя, и тут меня вдруг цепляет. — Из рода Асканиев?!»
Этот княжеский род не из простых! Тут, в Германии, в какого графа или герцога ни плюнь обязательно попадешь в род Асканиев. Даже наша императрица Екатерина II, и та была из этого рода.
Меня в первую очередь интересует родство моего пленника с графом Бранденбургской марки Иоганном I, о чем я его напрямую и спрашиваю.
— Кем ты приходишься маркграфу Бранденбурга?
В ответ тот вскидывает подбородок и распрямляет плечи.
— Я сам маркграф Бранденбурга!
Решаю, что меня хотят тупо развести и насмешливо переспрашиваю.
— А Иоганн I кто тогда?!
— Мой брат!
С вызовов бросает мне пленник, и тут я начинаю кое-что вспоминать.
«Точно, Оттон Благочестивый родной брат и
Еще раз окидываю взглядом маркграфа и даже вспоминаю, что погоняло Благочестивый он получил за заложенный в этом году Цистерцианский монастырь.
«Интересно, успел уже или еще только собирается?!» — Оставляю этот вопрос без ответа, как несущественный, и уже довольно поворачиваюсь к Соболю.
Широко раскинув руки, радостно обнимаю его за плечи.
— Молодец, Ванька! Ты даже не представляешь, какую рыбищу отловил!
Разговаривал я с графом на немецком, и Соболь действительно ничего не понимает и смущенно жмется. Я же, расчувствовавшись, отстегиваю со своего пояса дорогущую дамасскую саблю и протягиваю ему.
— Держи! Жалую тебя сей саблей за службу верную!
Ванька оторопело принимает подарок и с немым обожанием проводит пальцем по отточенному острию. Я же смотрю на восторг в его глазах и напоминаю себе, что надо почаще награждать верных людей, ибо такие вложения окупаются сторицей.
Позади осталась темный проем воротной башни, и копыта кобылы цокают по булыжной мостовой. Я только что въехал в городок Шверин, и мысль, а не слишком ли я увлекся, не покидает меня. Позади всего десяток стрелков, рядом верный Калида, а вокруг тысячи переполненных ненавистью глаз. Горожане смотрят на меня, как на исчадие ада, и кажется, только крикни кто-нибудь «бей», как вся эта толпа немедленно накинется на меня.
Их можно понять, вся Саксония в огне, город переполнен беженцами, которые своими глазами увидели, что такое ордынское нашествие. Они вправе меня ненавидеть, и думаю, случись действительно такой клич, добрых бюргеров не остановит ни едущий бок о бок со мной герцог Баварии, ни покачивающийся впереди посланник герцога Саксонского барон Дитмар фон Хальслебен, ни его оруженосцы. Звериную злобу толпу пока сдерживает лишь страх и надежда! Надежда, что переговоры с этим страшным чужеземцем принесет им мир и покой.
Вдоль всей улицы от городских ворот до самой Шверинской ратуши выстроился глазеющий народ. Горожане побогаче торчат из окон и с балконов, но отовсюду меня встречает злость, ненависть и затаенный страх.
«Ну что за милые люди! — Подбадриваю себя иронией. — Дай им волю, они сожрут меня без хрена и соли!»
Если честно, то к городу я приехал не в таком малочисленном составе. Соболь с тремя сотнями стрелков остался у ворот, а в город я въехал только с десятком. Таков уговор!
Сразу же после битвы у Эбенхюгельского холма я отобрал из числа рядовых пленных рыцарей троих поцелей и отправил их к герцогу Саксонии, маркграфу Бранденбурга и к тевтонскому комтуру Мариенберга. Маркграфу я предлагал обсудить возвращение брата, тевтонам, спасение их ландмейстера, а Саксонскому герцогу Альберту судьбу его разоренного герцогства.