Тверской бульвар
Шрифт:
— Я, конечно, понимаю. Но обвинять меня в том, что я сознательно подтолкнула мальчика к самоубийству…
Они снова переглянулись. Ой как мне не понравились их взгляды! Почему они так переглянулись? Я сказала что-то не так? Что именно я неправильно сказала?
— Кто вам говорил, что вас обвиняют в самоубийстве подростка? — вдруг спросил Игнатьев.
Я ожидала любого вопроса, какого угодно, но только не этого. Надеюсь, что они понимают, зачем меня сюда позвали. Если мальчик жив, то к чему нужно было меня так срочно вызывать в милицию?
— А он жив? — Я готова простить
— Нет, — развеял мои надежды помощник прокурора, — он погиб. Сегодня ночью. Но он не покончил самоубийством. — Следующие два слова повергли меня в шок: — Его убили.
— Что? — Мне показалось, что я ослышалась.
— Его убили, — мрачно подтвердил Игнатьев. — И никто вас не обвиняет в его самоубийстве. Поэтому мы и пригласили вас, чтобы узнать подробности вашего последнего разговора с ним.
— Как это — убили? — Мне казалось, что я готова к любым неожиданностям. К любому развитию ситуации. Но убийство?!. Кто и зачем мог захотеть убить несчастного подростка?
— Повторяю, — ровным голосом произнес Денис Александрович, — вчера ночью Антона Григорьева убили. Сразу после разговора с вами он выбежал из дома и отправился на Курский вокзал. У него был с собой мобильный телефон, но он никому не звонил. Кто-то позвонил ему. Мы уже проверили — это был звонок из телефонного автомата на вокзале. Там идет стройка, рядом с вокзалом. Он вошел туда примерно в десятом часу вечера. И поднялся наверх. Двое работавших там строителя увидели его примерно на высоте четвертого этажа. Парень с кем-то там разговаривал. Затем этот неизвестный вдруг резко толкнул Антона. Тот полетел вниз. Строители не успели задержать убийцу, но сразу позвонили в милицию и вызвали «скорую помощь». Однако мальчик погиб еще до того, как туда приехали врачи и сотрудники милиции.
— Как это — погиб? — Я не знала, как мне реагировать. До сих пор это дело казалось мне трагедией подростков, злоупотребляющих наркотическими средствами. А теперь еще и убийство. Хотя чему я удивляюсь? Наркотики всегда рядом с мафией, убийствами, деньгами, вымогательством, коррупцией. Все взаимосвязано. Звонок с вокзала из обычного автомата… Я вспомнила.
— Подождите, — от волнения я подняла руку, — ведь пропавшему Константину Левчеву тоже кто-то звонил. Даже два раза. И вы не смогли выяснить, кто именно ему звонил.
— Мы тоже об этом подумали, — согласился Игнатьев, — поэтому сейчас все проверяем еще раз. Вполне вероятно, что убийца использовал похожую схему. Вызвал Левчева на стройку и убил его там. Наши сотрудники уже проверяют стройплощадку. На всякий случай мы задержали обоих строителей. Это рабочие-таджики, которых мы тоже проверяем. Но они никогда не слышали ни о семье Левчевых, ни о семье Григорьевых.
— Может, эти таджики как-то связаны с наркоторговцами, которые поставляют наркотики и дети об этом узнали? — У меня сразу начало работать воображение, и я была готова начать расследование немедленно.
— Это типичные лимитчики, которые вообще плохо владеют русским языком, — пояснил Игнатьев. — Конечно, мы все проверим. Но такая версия представляется мне слишком экзотической. И знаете почему? Если бы за убийствами мальчиков
По-моему, он просто издевался надо мной. Выходит, я должна радоваться убийству мальчика? Иначе меня обвинили бы в его самоубийстве? Но я не могла этому радоваться, перед моими глазами стоял мой Саша. И взгляд Антона Григорьева. Если бы не его дедушка. Если бы не этот старый придурок, который все испортил.
— Зачем вы меня позвали? — начала я заводиться.
— О чем вы вчера говорили с мальчиком?
— Вам не кажется, что вы не имеете права меня об этом спрашивать? Есть обычная адвокатская тайна, и я представляю интересы семьи Левчевых в этом деле…
— Хватит, — перебил меня Сердюков, — здесь не в игрушки играют. Мальчика убили, а вы отказываетесь нам помочь…
— Не отказываюсь, — окончательно разозлилась я, — просто не забывайте, что я не лимитчик-таджик, а представитель адвокатской конторы Розенталя, знающая свои права. И поэтому не давите на меня. Я уже не говорю о вашем утреннем звонке. Нужно было сразу объяснить, что именно произошло. Мой муж из-за вашего звонка чуть сердечный приступ не получил.
— Извините, — произнес Денис Александрович, — это звонил дежурный. Он сообщил, что погиб мальчик, с которым вы вчера говорили. Только и всего. Понимаю, что информация была неполной. Но согласитесь, по телефону все равно ничего нельзя рассказать. Мы ждали, когда вы приедете.
— В следующий раз позвоните сами, — предложила я ему, — считайте, что ваши извинения приняты. Я говорила с Григорьевым о пропавшем Косте Левчеве. И мне показалось, что Антон знал, почему пропал его друг. Или по крайней мере знал, что в последнее время происходило с его бывшим товарищем.
— Он вам сказал?
— Нет, не успел. Я выбежала, чтобы отключить сирену моего автомобиля. А когда вернулась, мальчик уже спорил со своим дедушкой. У него дед практиковал «армейские» методы воспитания. Считал, что именно таким образом можно отучить подростка от употребления наркотиков. И в результате у него были постоянные конфликты с внуком.
— Выходит, дед был прав, если у внука были такие знакомые, — недобро улыбнулся Сердюков.
— Лучше бы внук дружил с дедушкой и не ходил ночами по стройкам, — возразила я майору. — И я думаю, что мы просто теряем время. Нужно срочно допросить третьего друга из этой компании. Все, с кем я разговаривала, в один голос утверждали, что Антон и Костя дружили с Икрамом Зейналовым из их класса. Нужно его срочно допросить. У мальчиков не бывает тайн друг от друга. Вполне возможно, что он знает нечто такое, за что могли убить его товарищей.