Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2
Шрифт:
Об этом деле, Вы, разумеется, прекрасно знаете — вы ведь сами принимали в его расследовании самое деятельное участие, поэтому я не стану вдаваться в подробности. Короче говоря, я в очередной раз наделал долгов, и мне понадобилась большая сумма наличными. В один прекрасный день я узнал от своего приятеля, что у него в сейфе хранится целое состояние — почти треть миллиона. Как выяснилось, это были средства, предназначенные для тайного финансирования какой-то политической акции или чего-то в этом роде, точно не помню. Приятель, как видно, считал меня человеком порядочным и доверял мне. При этом разговоре, происходившем в его доме, присутствовали, кроме меня, еще его супруга и несколько человек гостей и родственников. Уяснив для себя кое-какие детали, я в тот же вечер проник в дом приятеля, приняв образ «младшего брата».
Само собой
В этот миг в комнате неожиданно вспыхнул свет. Обернувшись, я увидел в дверях хозяина дома. Что мне оставалось делать? Я выхватил из-за пазухи нож и всадил его хозяину в сердце. На все это ушло, как мне показалось, не больше минуты. Он лежал на полу, бездыханный. Я внимательно прислушался. К счастью, все было тихо, никто из домочадцев убитого не проснулся. А если бы кто-то и проснулся, то наверняка застыл бы на месте от страха. Я вытащил трафарет с отпечатком пальцев и, обмакнув его в струящуюся из раны убитого кровь, приложил к стене. Удостоверившись, что на месте преступления не осталось никаких других улик, я поспешно покинул дом своей очередной жертвы.
На следующий день ко мне явились Вы, мистер Купер. Ваш визит меня ничуть не испугал, настолько я был уверен в надежности своего алиби. Словно оправдываясь, в самых почтительных выражениях, Вы объяснили, что по долгу службы вынуждены переговорить со всеми, кому было известно о хранившихся в сейфе убитого деньгах. Вы сказали, что на месте преступления обнаружен отпечаток пальца преступника. Среди известных полиции и Федеральному Бюро Расследований преступников нет ни одного с подобными отпечатками пальцев. Поэтому, если я не возражаю, Вы хотели бы взять у меня отпечатки пальцев, поскольку я нахожусь в числе лиц, которые могли знать о деньгах в сейфе покойного. Едва сдерживая усмешку, я позволил Вам выполнить эту, как Вы говорили, «чистейшую формальность», и задал несколько вопросов, свидетельствующих о моей скорби о безвременно ушедшему от всех нас другу. На прощание я выразил надежду, что Федеральное Бюро Расследований сделает все возможное, чтобы как можно скорее отыскать убийцу. Дня через два Вы появились в моем доме снова — как я узнал впоследствии, вы, несмотря на свою очевидную молодость, пользовались в Департаменте большим авторитетом и уважением. Ничего не подозревая, я вышел к Вам в гостиную. Однако, встретив Ваш холодный, насмешливый взгляд, я едва сдержал вопль отчаяния. С невозмутимым видом Вы положили на стол какой-то листок бумаги. В голове у меня все перепуталось, и я не сразу сообразил, что это может значить. Увы, это был ордер на арест. Пока я разглядывал бумагу, Вы быстро подошли ко мне, и на моих руках защелкнулись наручники. Я заметил, что в дверях стоит полицейский, и понял, что сопротивление бессмысленно. Меня привезли в тюрьму, но даже здесь я еще не терял надежды. Глупец, я по-прежнему не расставался с мыслью, что доказать мою вину невозможно. Представьте себе, мистер Купер, какой сюрприз меня ожидал. Когда прокурор предъявил мне обвинение, я буквально открыл рот от неожиданности. Получалось, что я совершил ошибку настолько нелепую, что мне самому было впору расхохотаться. Да, я допустил чудовищную оплошность. Но кто в этом виноват? Не иначе, как меня настигло страшное проклятье брата. В противном случае разве мог бы я сам допустить такую глупую ошибку? Дело в том, что отпечаток пальца принадлежал не брату, как я наивно полагал, а мне самому. Правда, это был не совсем обычный отпечаток. Ваш коллега Альберт Розенфельд объяснил мне, что это был не совсем обычный отпечаток. Он остался на странице дневника после того, как я вытер запачканные тушью пальцы. Иначе говоря, на бумаге отпечатался след от туши, застрявшей в паппилнрпых линиях кожи. На языке фотографии это называется негативом.
Все это казалось мне сплошным абсурдом, и я не сразу поверил, что такое возможно. Как выяснилось, такие случаи уже бывали и в прошлом — Розенфельд рассказал мне несколько похожих историй. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году в Линкольне, штат Небраска, была зверски убита жена конгрессмена. По подозрению в убийстве схватили некоего человека, однако
Следствие зашло в тупик. Когда полиция пригласила в качестве эксперта вашего коллегу Альберта Розенфельда, тот доказал, что отпечатки абсолютно идентичны. Дело в том, что на месте преступления, как и в моем случае, был оставлен, как говорят, негативный отпечаток. Эксперт изготовил увеличенные снимки обоих отпечатков и на одном из них заменил белые линии черными, а черные — белыми. В результате снимки оказались совершенно одинаковыми.
Ну вот, уважаемый мистер Купер, и все. Извините, что этим письмом отнял у вас столько времени. Еще раз прошу, расскажите все, что я вам написал, судье, присяжным и моей жене (я имею в виду жену моего убитого брата). Тогда я со спокойной совестью — если применительно к моему случаю речь может идти о совести — встречу свой смертный час.
С неподдельным уважением к Вам — Оскар Глейзер».
Купер прочел это письмо на едином дыхании. Несмотря на кажущуюся внешнюю невозмутимость, Дэйл отличался впечатлительностью и образностью мышления — за время чтения этого письма он представлял себя и на месте убийцы, и на месте его жертв…
Отложив листки бумаги на тумбочку, Купер подумал: «Еще одно подтверждение того, что любое преступление, как бы хорошо оно не было задумано, всегда будет раскрыто… Да, тогда в Огайо было проще — никакой мистики, никаких загадочных сигналов из космоса… А может быть, все это хорошо продуманная мистификация?»
Купер вспомнил, что сразу же по приезде в Твин Пикс он был поражен необычностью облика и особенно манерами поведения некоторых обитателей города — Леди-С-Поленом, старик Хилтон, а теперь — этот полусумасшедший контуженный во Вьетнаме майор Гарланд Таундеш. Не разыгрывают ли они его?.. Да нет, не похоже, какой уж розыгрыш — за такое короткое время — два явно преднамеренных убийства и насилие над Пуласки.
«Что же с Одри? — вновь подумал Купер. — Интересно, откуда она могла мне звонить?»
Подойдя к телефону, Дэйл набрал номер шерифа Гарри Трумена. — Алло, Гарри?..
Из трубки послышалось:— Это секретарша шерифа Люси Моран.
Дэйл впервые за весь вечер улыбнулся — вспомнив странные отношения этой девушки с заместителем Трумена Энди. — Да, Люси… — произнес Купер. Ему не хотелось огорчать ее, сразу же сказав: «Соедини меня с Труменом». — Как дела, Люси?..
Голос девушки приобрел доверительные интонации. — Только что был Энди… Ты знаешь, — с недавних пор секретарша стала говорить Дэйлу «ты» и очень гордилась этим, — ты знаешь, Дэйл, мне кажется, он наконец-то начинает проявлять себя настоящим мужчиной… Он сегодня очень решителен — наверное, готовится к разговору со своей матушкой…
Справедливо предположив, что сейчас мисс Моран не менее получаса начнет рассказывать ему о тонкостях своих взаимоотношений с Брендоном, Дэйл прервал ее: — Люси, скажи мне пожалуйста, а Гарри все еще у себя?.. Он проводил меня до гостиницы, но в самый последний момент о чем-то вспомнил и, как мне показалось, собирался вернуться в участок…
Люси несколько обиделась такому повороту сюжета — она была уверена, что Купер обязательно выслушает ее жалобы на Энди и его матушку. — Да, — ответила она после недолгой паузы. — Он только что прошел в свой кабинет… Кажется, беседует с Хэнком Дженнингсом. Вас соединить?.. — Нет, — ответил Купер, — если он так занят, то лучше не надо… Скажи ему, что, как только освободится, пусть попробует еще раз связаться с Бенжамином Хорном и побеседовать с ним насчет дочери… Если что-нибудь выяснит, пусть позвонит мне…
Гарри Трумен действительно вернулся в свой кабинет — он вспомнил, что назначил свидание Хэнку. Муж Нормы, как досрочно освобожденный, по закону должен был раз в неделю являться в полицейский участок для освидетельствования благонадежности и законопослушности. Нельзя сказать, что такие регулярные визиты нравились Хэнку, но, помня шаткость своего положения, он предпочитал выполнять все предписания на этот счет.
Войдя в свой кабинет, Трумен поморщился — в воздухе пахло дымом дешевых сигарет. За его столом, развязно развалившись и положив ноги на бумаги, восседал досрочно освобожденный. Подняв голову на вошедшего, он поздоровался таким тоном, будто бы это он был шерифом, а Гарри пришел к нему в гости:— Ну, привет, Гарри…