Твое электронное Я. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов
Шрифт:
От этой записки кидает меня совсем в другую сторону, в домыслы, а я этого не люблю. Скорехонько ввожу себя в элементарную медитацию, унимаюсь и жду своего часа.
Объявляется перерыв, и уж тут я, аки бомба-шутиха, взмываю пробкой, искры сыплются, несусь ко второй колонне. А у колонны стоит Пентя Евграфыч, при нем три мужика, которых я знать не знаю, и у всех такой вид, что лучшего дня в их жизни не бывало и больше не будет.
— Поздравляю, Санчо, от всей души поздравляю, — брызжет радостью Пентя, — а ты поздравь нас и особенно вот товарища Бахметьева Сергея Васильевича! Поскольку это именно он заведует
— К чертям поздравления! — гаркаю. — Объясни, в какую кашу ты меня засадил и что все это значит!
— Ну, это, — отвечает Пентя, — разговор долгий, но мы к нему готовы хоть сейчас, а лучше все же не сейчас — чуть попозже и внизу, где, говорят, чудесный квас с хренком и первостатейная закусь. Аида, ребята!
— Мы айдаем, а ребята, поскольку видят, в какой я фазе, на ходу начинают удовлетворять мое законное любопытство, если так можно назвать чувства, обуревающие вашего покорного слугу.
— Понимаете, Александр Петрович, — говорит этот самый Бахметьев, — вязкую извратимость нейтрона открыл прихоцифровой комплекс, построенный на основании любезно предоставленной вами базы данных. Имеем право утверждать, что этот комплекс является не чем иным, как продолжением вашей личности, а лучше сказать, так ее параллельно действующим рукавом. Посему вручение диплома об открытии вам — не только вполне справедливо, но и следует рассматривать как прецедент в правовом отношении. Важнейший прецедент! И мы надеемся, что вы не будете возражать. Вы очень нас обяжете, если не будете возражать.
— Буду! — ору. — Еще как буду!
— Милейший Александр Петрович! — берет меня под руку с другого бока второй Пентин главный калибр. — Позвольте вам заметить, что наш достоуважаемый патрон, представив меня в качестве Аркадия Владиславовича и только, несколько обеднил колорит, если так можно выразиться, хотя эта краткость и вполне объяснима неизбежной сумбурностью первоначального включения в предлагаемые обстоятельства.
— Короче! — рычу.
— А короче, — отвечает, — дело новое, правил и норм нет. Что мы с вами, будучи людьми разумными и не сволочами, сочтем этичным, то этичным и останется. Может быть, на века. И далеко не последнее, над чем следует подумать, это простота в обращении. Чем проще, тем ближе к естеству и, стало быть, к истине. Без бюрократических нагромождений. Я сам отчасти бюрократ и знаю, что получится, если мы дозволим этой породе развернуться на юридической почве. Взвоем. Дайте волю воображению, и вы признаете, что я прав.
— Осторожней! — говорю. — Если я дам волю воображению, от вас тут синь пороха не останется на развод, — говорю. — Это же надо! Приписать мне чужую работу, будто у меня своих мало! Кто вас надоумил?
— Вы сами, дражайший Александр Петрович, — медовым голосом загадочную речь струит отчасти бюрократ Аркадий.
— Саня! Как ты не поймешь — это же не чужая работа, а твоя! Твоя! — с надрывом взывает Пентя. — Это же ты ее придумал. Ты, помноженный на мощь процессорной техники.
— Вот и пишите эту мощь в авторы! — говорю.
— Позвольте! — вмешивается Бахметьев. — Значит, если поэт творит эпопею, пользуясь процессором, вы ему этот процессор в соавторы запишите? Это же нелепость!
— Хорош процессор, который без моего участия такие идеи рожает! Вы меня
— Товарищи! Александр Петрович! — входит в дело Пентин резерв. — Извините, Чекмарев моя фамилия, я вашим интерфейсом ведаю. Ей-богу, мы пошли по пустякам. Ну, словно принимаем райские сады, остановились при входе над цветочками и заводимся, белый он должен быть или розовый. Смешно! Уж коли на то пошло, то в этой истории есть еще одна заинтересованная сторона, не правда ли, товарищ Балаев? Я имею в виду эту вашу копию и ее мнение на этот счет. Верно?
— Тут что-то есть! — подхватываю.
— Прекрасно! — говорит Чекмарев этот самый. — Вот вы у нее и спросите, что она сама думает об этом деле.
— Чекмарев, Чекмарев! — укоризненно качает головой Владиславович. — Нарушаете насчет словаря. Мы же договорились: никаких «она». «Он», Чекмарев, только «он». Александр Петрович Балаев. В крайнем случае — «третий модификат».
— Караул! — кричу. — Как это «третий модификат»? Значит, есть еще первый и второй? Вы что, решили выпустить меня массовым тиражом? Кто вам позволил?
— Вот! — говорит Пентя, страшно довольный. — Не говорил ли я вам, друзья дорогие, что технические проблемы — это только половина дела. А вторая половина — это проблемы морально-этические, и вот их-то решать куда труднее. Это вам не плитки паять и не разъемчики дергать. Всей, простите, мордой впахиваемся. Давайте разбираться.
Короче, базар. А этот Чекмарев гнет свое:
— Я совершенно серьезно, Александр Петрович. Давайте позвоним по телефону этому вашему второму «я» и спросим его мнение.
— Интересно у вас получается! — говорю. — Если я — это я, то мне никому звонить не надо, чтобы с собой посоветоваться. А если я с кем-то советуюсь, — значит, имею дело не с собой. В данном случае, с автором открытия, которого готов признать сколь угодно близким родственником, даже братом-близнецом, если хотите, но только не самим собой.
— А если он с этим не согласен? — выпаливает Чекмарев.
— Вернее, если параллельный вы с этим не согласны? Даже больше того — настаивали, чтобы все произошло так, как произошло? Как тогда быть? — толкует Бахметьев.
— Стоп! — кричу. — Вас много, да еще с параллельным мною. А я один, да еще траченный тоской. Пентя, ты меня в это втравил. Верю, что без коварства. Но вели своим гвардейцам скопом не кидаться и не делать из меня дурачка.
— Минуточку, друзья! Не опережайте событий. Слово мне. Александр Петрович! Все; что вы говорите, было верно, так сказать, «до нашей эры», - выходит на меня Владиславович. — А теперь трудами присутствующих наступила другая эра — «наша», когда говорить с самим собой по телефону — это проза жизни, причем не самая неприятная. Конечно, с непривычки трудно, но давайте зажмуримся, шагнем — и преодолеем этот барьер. Вы же ученый, вы же профессионал по преодолению барьеров. Али дрогнете? Шагнем — и станет легко и просто: часть вас — у нас. Она потребляет электроэнергию, вы ее оплачиваете плюс обслуживание и накладные расходы и совершенно законным образом располагаете всем, что эта часть вашей личности напридумала, пока вы — то есть та часть вас, которую вы по старинке считали собой, — были заняты другими вопросами. Ну, скажем, спали или находились в отъезде. Я понятно выражаюсь?