Твое имя
Шрифт:
Ты побледнела, Мара? Ты теперь понимаешь, почему каждый раз, приближаясь к опасной черте, я чувствовал себя так, словно убиваю ее. Знаю, вы о чем-то шептались с Тайлой. Она, хитруля, быстро меня раскусила, хоть я старательно изображал деревенского немногословного недотепу. Получалось ведь, правда? Что значит «не очень»? Ну, ладно.
А когда, нанимаясь на работу в стан, я так нелепо едва не выдал себя почерком? Помнишь? Вплотную приблизился к краю… Я так благодарен тебе, родная, что ты не расспрашивала, не мучила себя и меня. Я все равно не смог бы ответить.
Потом появилось письмо…
Мама ощущала мой страх и мою боль, но она не знала, что происходит, понимала только, что я потерял покой. Ей показалось, что моей жизни угрожает опасность. Заклятие, связавшее нас, помогло разыскать меня и передать письмо.
Теперь ты понимаешь, Мара, что не существует никакой невесты. И мне вовсе не предлагали выбирать между тобой и другой девушкой. Думаю, мама ничего не знала о тебе в тот день, когда села за письмо. «Не сомневайся, если придется делать выбор, как бы ни было тяжело, ты должен выбрать свою жизнь, сынок. Свою, а не мою. Ты должен понимать, что для Симарии ты важнее. Я верю в тебя». Вот что было написано в письме и что ты истолковала так неверно.
Мне так жаль, что я не мог рассказать тебе правды и ты страдала напрасно.
Ты спрашивала, почему сообщили о моей смерти? Такова традиция. Умер в одной ипостаси и появился в другой. Всегда сообщают о смерти, когда исходит срок Испытания. Умер как стражник, родился как наследник. Но я ни за что не позволил бы так тебя напугать, если бы оставался в сознании. Благодаря узам крови меня разыскали прежде, чем я очнулся. А когда пришел в себя, едва не опоздал…
Больше месяца после начала Испытания я болтался по Корни-Кэш и никак не мог решиться выйти за его пределы. Признаюсь, отчаянно трусил. Представляешь, детина в одежде наемника, с мечом и суровым взглядом, а внутри все тот же высокородный сынок. А я-то думал, что готов ко всему! Смешно, да? Колючка маленькая!
В один из дней я зашел в трактир «Волки на страже». Я частенько туда захаживал, и хозяин уже стал поглядывать на меня с подозрением — ходить ходит, а наниматься не нанимается.
За одним из столов я увидел тебя. Мне показалось, это розыгрыш или шутка. Что делает юная девочка среди наемников и некромантов? Те хотя бы окончили Академию, тебе же на вид нельзя было дать и четырнадцати лет.
Сначала я просто за тобой наблюдал. Понимал, что ты не лучший напарник в таком рискованном деле. Прикроешь ли спину в случае опасности? Одолеешь безропотно все тяготы пути? А ты сидела такая решительная, сжав губы. И бесстрашно смотрела в лицо всем этим людям. Я понял, что внутри маленькой девочки стальной стержень. Нет, ты не из тех, кто сбегает в трудную минуту, не из тех, кто предает.
Ладно, признаюсь. Не это стало главной причиной. Я просто не мог уйти и оставить тебя одну. Ясно, что с тобой стряслась какая-то беда.
Я подумал о своих сестрах, у которых не было в жизни иных печалей, чем испорченное платье или неудавшийся танец. Они под защитой и окружены любовью. А вот передо мной девочка, с которой стряслась беда. И она не просит о помощи, ни на кого не надеется. Наверное, ей тоже страшно, но она смело смотрит в лицо своему страху.
Дальше? Ты уже все знаешь сама. Сначала я видел только испуганную девушку, которая не подпустит к себе ни одного мужчину ближе, чем на десяток шагов. Для меня сделали счастливое исключение. Но видела бы ты свои глаза, какими ты иногда смотрела на меня: «Не подходи. Не тронь». И сжимала в руках кинжал. Моя родная…
А потом постепенно все изменилось. Иногда сквозь колючки и рубцы, волосы, обстриженные под корень, изгрызенные ногти словно проглядывала другая девушка — нежная и светлая. Наверное, именно такой ты была в тот день, когда выродок, чье имя недостойно произнесения вслух, встретил тебя в лесу. Я так и вижу ленты в твоих волосах и улыбку, в которой столько любви…
К тому же в тоненькой девочке оказалось столько внутренней силы, какая не у каждого мужчины найдется. Смелая, самоотверженная, всегда готовая прийти на помощь — с каждым днем я восхищался тобой все больше. И в один прекрасный день проснулся с мыслью, что жить без тебя не могу.
Я люблю тебя! И никто, кроме тебя, мне не нужен! Теперь ты мне веришь?
Ах, имя! Конечно, теперь я могу тебе его назвать. При рождении меня нарекли Михаилом. Приятно познакомиться, птаха!
Мара! Родная моя! Почему ты плачешь?
*** 57 ***
Мара не знала, что ответить на этот вопрос. Она верила ему, конечно, верила. И сама любила так, что щемило сердце, но…
— Бьярн… Ми… Бьярн! Извини, я уже привыкла так тебя называть! Пойми… Этот великолепный дворец. Вседержитель… Ты — наследник. Я очень тебя люблю, но такая жизнь не для меня.
Бьярн попытался сказать что-то, но Мара подняла ладонь, умоляя молчать и дать ей высказаться.
— Как ты себе представляешь обычную девчонку среди всего этого? Твои родители, твои братья и сестры никогда меня не примут. Я стану посмешищем. Буду бояться покидать твои покои, чтобы никому не попасться на глаза. Презираемая всеми и даже сама собой. А тебя будет терзать чувство вины и стыда. Ты будешь разрываться между чувством долга и любовью ко мне. И неизвестно, что в конце концов победит… Я не смогу быть твоей любовницей.
Мара прерывисто вздохнула, пытаясь сдержать рыдания, но слезы против ее воли текли по щекам.
— Хотя сама мысль о разлуке с тобой невыносима, но лучше сейчас, чем потом, когда пройдет год или два и мы измучаем друг друга. А если я забеременею? Только представь, на какую жизнь мы обречем бедного ребенка? Нет, нет…
Мара закрыла лицо руками, скорчилась на стуле. Ей было так жаль, что она своими слезами испортила день, который хотела сделать счастливым.
Она почувствовала, что Бьярн опустился рядом с ней на колени и обнял ее ноги.