Твое сердце принадлежит мне
Шрифт:
Странные это были сны, потому что он в них участия не принимал и всю ночь ждал, что сон задрожит, как изображение на воде, по которой пошла рябь, а сама вода раздастся в стороны, а из глубин появится подтекст и уставится на него суровым и безжалостным взглядом.
В 8.14 Райана разбудил звонок доктора Хобба. Хирург по электронной почте уже получил от родителей фотографию их дочери, чье сердце билось теперь в груди Райана.
– Как я и предполагал, они готовы назвать вам ее имя, но не фамилию, – продолжил Хобб. – А после того, как я объяснил причины, которые
– Это… неожиданно, – ответил Райан. – Я им благодарен.
– Они – хорошие люди, Райан. Хорошие, достойные люди. Вот почему вы должны мне поклясться, что не будете ни говорить, ни писать об этой бедной женщине, не воспользуетесь для этих целей ни именем, ни фотографией. При всех их достоинствах, я, скорее всего, не удивлюсь… и не буду их винить… если, в случае нарушения этого условия, они подадут на вас в суд, обвинив во вмешательстве в их личную жизнь.
– Фотография, имя – это все, что мне нужно, – заверил его Райан.
– Пока мы говорим, я отправляю вам все по электронной почте.
– И, доктор… спасибо, что так чутко отреагировали на мою просьбу и быстро все сделали.
Вместо того чтобы спуститься в кабинет на втором этаже, Райан воспользовался ноутбуком и переносным принтером, которые держал в своих апартаментах, чтобы открыть присланный доктором Хоббом файл и напечатать фотографию.
Если не считать прически, донор и женщина с ножом были похожи как две капли воды.
Ее звали Лили [39] .
39
Английское слово Lily имеет несколько значений, в том числе лилия (цветок) и Лили (имя).
Глава 43
Вскинутый подбородок, сжатые губы, прямой взгляд предполагали не просто уверенность в себе, но, пожалуй, и решимость добиваться своего.
Сидя за антикварным письменным столом в нише, примыкающей к гостиной, всматриваясь в лицо Лили, Райан точно знал, что она и женщина, напавшая на него, – однояйцевые близнецы.
«Я – голос лилий».
Он положил фотографию Лили Х. рядом с фотографией Терезы Рич. Черноволосая евразийская красавица, золотоволосая красавица, первую сфотографировали живой, но она уже умерла, вторую – мертвой, обе жертвы автомобильных аварий, у обеих зафиксировали смерть мозга, одной помог умереть Спенсер Баргхест, второй – доктор Хобб, вырезав сердце, у каждой осталась в живых сестра-близняшка.
Чем дольше рассматривал Райан фотографии, тем сильнее росла его тревога. Он чувствовал, что ему должна открыться ужасная правда, которая пока ускользала от него, и когда это случится, в самый неожиданный для него момент, откровение ударит по нему, подобно цунами.
Вскоре после первой встречи с Самантой он перечитал массу литературы об однояйцевых близнецах. И помнил, что в случае смерти одного из них выживший близнец зачастую не только горюет, но и ощущает ничем не обусловленное чувство вины.
Он задался вопросом: а может, сестра Лили сидела за рулем автомобиля, когда произошла та страшная
Чем дольше Райан рассматривал фотографии, тем с большей ясностью вспоминал свою уверенность (шестнадцатью месяцами раньше) в том, что в образе Терезы кроется ответ на все загадки, которые окружали его. По спине Райана пробежал холодок. Интуиция подсказывала, что фотография – ключ не только к тому, что случилось шестнадцатью месяцами раньше, но и к происходящему сейчас.
Но Райан очень уж тщательно изучил фотографию Терезы и не нашел ничего, что могло рассматриваться как ключ. Он понимал, что повторение процесса не заставит его крикнуть: «Эврика!»
Возможно, откровение не следовало искать в самой фотографии. Возможно, ее важность заключалась в том, кто фотографировал Терезу и где он, Райан, нашел эту фотографию, или в том, каким образом Терезе помогли уйти из жизни, какими средствами и при каких обстоятельствах… подробности, вероятно, следовало искать в письменных отчетах Баргхеста, если он их составлял, о самоубийствах, к которым он приложил руку.
В 9.45 Райан позвонил Уилсону Мотту, который, как обычно, обрадовался, услышав его голос.
– Во второй половине дня я лечу в Лас-Вегас, – сообщил Райан. – Люди, которые работали со мной в прошлом году… Джордж Зейн и Кэти Сайна… я могу рассчитывать на их помощь?
– Да, конечно. Но в Неваду они приезжали на задание. Их основное место работы – Лос-Анджелес.
– Они могут лететь со мной, – предложил Райан.
– Думаю, им нет нужды пользоваться вашим «Лирджетом». У нас есть свой транспорт. А кроме того, поскольку они должны провести подготовку вашего визита, будет лучше, если они прилетят на несколько часов раньше.
– Да, конечно. Хорошо. Как вы помните, в прошлый раз я побывал в двух местах.
– Файл передо мной, – ответил Мотт. – Вас интересовали два человека, живущих в разных местах.
– Мне нужно побывать в гостях у господина. Дело довольно срочное.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – заверил его Мотт.
Райан положил трубку.
Сунул фотографии обеих мертвых женщин в конверт из плотной бумаги.
Перед его мысленным взором вдруг возникла палата, где он провел ночь перед трансплантацией. Пол, стены, мебель блестели, но не от лака, которым покрыла их человеческая рука: так уж действовало лекарство, которое ему дали. Даже тени светились, и Уолли Даннаман, стоявший у окна, и желтая ночь над мегаполисом, который находился за окном, а воздух вибрировал от грохота колоколов.
Стоя в нише теплой гостиной, у элегантного антикварного стола, Райан Перри вдруг начал дрожать, а потом его затрясло от ужаса. Он спрашивал себя, чего страшится, и не знал этого, хотя подозревал, что скоро получит ответ.
Часть III