Твои дни сочтены
Шрифт:
Я прошла в комнату и спросила:
– Вас как зовут?
– Галина Дмитриевна.
– Очень хорошо. Галина Дмитриевна, как давно вы знаете Олесю Милехину?
– Да с рождения, можно сказать, – с певучей интонацией, так присущей пожилым русским женщинам, ответила соседка. – Здесь раньше жил старший Милехин с женой и дочерью. Сын их, Владимир, примерно год тоже с ними жил, но потом ушел. Затем родилась Олеся и лет до двух жила здесь, с дедушкой и бабушкой, пока отец ее не забрал к себе. А как только старики
– Галина Дмитриевна, к Олесе часто ходили друзья? – спросила я.
– Нет. Ходили, но не часто. Олеся скромно жила, – ответила соседка.
– Вы не можете припомнить, кто именно к ней ходил?
Женщина слегка задумалась, вспоминая:
– Студент один, Василий. Олеся говорила, что они вместе учатся. Потом одно время ее донимал какой-то рыжий тип. Вот он мне не нравился: глаза вечно слезятся, нос хлюпает. Где учится или работает – не знаю.
Я тут же узнала по описанию Вовика – «возлюбленного» матери Олеси.
– А еще кого-нибудь заприметили?
– Красавец один приходил. Олеся говорила, что адвокат ее отца. Как уж его-то звали? – задумалась Галина Дмитриевна. – Кажется, Алексей. Но он приходил всего раза два или три, пока у Олеси Елисей не появился. Вот этот был всем хорош! Всегда такой вежливый, внимательный. Он нам телевизор починил и газовую плиту. И я не замечала, чтоб он был когда выпимши, даже когда что нам починит, рюмку не брал. И не курил совсем, – Галина Дмитриевна умиленно заулыбалась. – Руки у него золотые. Не то что у моих мужиков! Э-эх, совсем ничего не умеют делать, знают только – деньги зарабатывать. А ведь этого мало! Я уж сколько раз им объясняла…
– Галина Дмитриевна, а что произошло в день гибели Олеси? Вы помните? – перебила я собеседницу, не давая ей углубиться в личные переживания.
Женщина с сожалением покачала головой:
– Нет, ничего не знаю. У нас обычно слышно, когда к соседям кто-то приходит. Но в тот день я, как назло, стирала белье и ничего не слышала. Потом уборку устроила и пылесосила все, что могла. А когда убираться закончила, пришел Елисей. Вот его я слышала, потому что как раз в магазин собралась. А тут с Олесей беда. Я и про магазин забыла. Какое там!
– А что вы можете сказать о вашем соседе из однокомнатной квартиры? – спросила я, имея в виду третью квартиру их секции, где наверняка и проживал тот самый сосед, о котором говорил Елисей Державин.
– Пьет, – кратко, с видимым сожалением прокомментировала женщина. – А ведь какие золотые руки у мужика! Цены ему нет. Но увы! Лет восемь как стал пить, с тех пор, как жена с дочкой погибли в автомобильной катастрофе.
– Как его зовут?
– Саша Замараев.
– Сколько ему лет?
– Да где-то около сорока. А может, и больше. Выглядит-то он сейчас на
– Вы не знаете, где он?
– Не знаю, – ответила соседка. – Его уже с месяц не видно и не слышно. Может, к родным куда уехал. У него мать живет в Зональном, ее Марьей Николаевной зовут.
– А адрес? – уточнила я.
– Нет, не знаю, – ответила соседка Олеси. – Да и зачем? Зональный – это тебе не город. Там у любого спроси – кто-нибудь да знает, где Мария Замараева живет. Она родилась там и всю жизнь прожила.
– Галина Дмитриевна, еще один вопрос: у вас в семье ведь есть мужчины, как я поняла?
– А как же! – с гордостью ответила женщина. – Трое: муж и два сына.
– Какой размер обуви они носят?
– У всех сорок пятый.
– Ну что ж, спасибо. Больше не стану вас задерживать.
Я уже встала, чтобы уйти, когда соседка меня остановила:
– Подождите… Не знаю, надо вам это или нет… Я в тот день, когда Олеся померла, утром выносила мусор. Иду обратно и вижу – Сашка из своего балкона лезет на соседний, то есть на милехинский… Ах, думаю, стервец этакий!.. Не иначе украсть чего хочет! Ладно бы с балкона, а то у Милехиных дверь балконная была открыта, мог и в квартиру войти.
– Вы точно можете сказать, что балконная дверь у Милехиных была открыта? – ухватилась я за информацию.
– Ну, девушка… Я, может, и старая, но еще не слепая, – слегка обиженно ответила соседка.
– А что было дальше?
– Да ничего. Я хотела крикнуть, чтобы не баловал, да побоялась, что он с перепугу с балкона свалится. А потом подумала, что раз дверь открыта, значит, Олеся дома, и пошла своей дорогой. Это уж потом я узнала, что ее не стало.
– Вы считаете, этот Сашка мог убить Олесю? – спросила я.
– Нет, не думаю, – ответила женщина. – Он, конечно, пьяница, но не убийца. Может, я зря про балкон рассказала, может, вам и не надо? – вдруг обеспокоилась она. – А то, может, оговорила ни в чем не повинного человека! Теперь переживать буду. Вряд ли это Сашка, зачем ему Олесю убивать?
– Вы не беспокойтесь, мы во всем разберемся, – постаралась успокоить ее я. – Спасибо вам большое. У меня больше нет вопросов. До свидания.
– До свидания, – несколько озадаченно попрощалась Галина Дмитриевна.
А я поспешила на выход.
И едва вышла на улицу, как сразу попала в поле внимания двух бабушек лет семидесяти: одна, более сухопарая, была одета в теплую кофту, а другая, пополнее, в летнем платье. Они сидели на лавочке и с подозрением рассматривали меня.
– Вы, девушка, к кому приходили-то? – поинтересовалась бабушка в теплой кофте. – Что-то мы вас здесь раньше не видели!
– Я приходила к Галине Дмитриевне в сто пятую, – доброжелательно ответила я, присаживаясь рядом с ними на лавочку. – Вы здесь часто сидите?