Твоими глазами
Шрифт:
Когда она была уже на полпути, я вдруг понял, что у меня есть ответ на её вопрос.
* * *
Встреча проходила на самом верху здания, на третьем этаже, если смотреть с берега, в большом конференц-зале, где стоял длинный овальный стол и где из высоких окон открывался вид на залив.
Нас было человек тридцать. Некоторых я знал — в первую очередь трёх ассистентов Лизы. Того охранника, который в своё время спрашивал меня, что мне нужно, и разрешил мне подождать у входа. Людей, которых я мельком видел в здании или на парковке.
Две женщины, которые, как я вспомнил, работали в столовой
Я узнал ещё нескольких человек, которые встречались мне в коридорах, когда Лиза несколько раз водила меня в другие части института.
Над большинством из собравшихся за столом тридцати мужчин и женщин витала аура могущества и неподдельного чувства собственного достоинства. В памяти у меня всплыла атмосфера, царившая в лабораториях «Карлсберга». То настроение, которое господствовало тогда в среде учёных — женщин и мужчин. Среди лаборантов и секретарей. В них чувствовался такой же потенциал.
Большинство из них в ближайшее время должны были стать руководителями отдельных направлений либо уже были ими, это было по ним заметно.
Они не кичились этим, не выставляли ничего напоказ. Они вели себя сдержанно, с достоинством, как ведут себя люди, которые уже определились в отношении самых важных вопросов в своей жизни.
Все они сидели, повернувшись к Лизе. Когда она начала говорить, в зале воцарилось молчание. И даже немного раньше. Она не поднялась со своего места и даже не повысила голос. Я сидел рядом с ней. Она обвела всех присутствующих взглядом, и наступила полная тишина.
Не потому, что тут положено было подчиняться дисциплине. Не чувствовалось никакого трепета перед авторитетом. Это было молчание, за которым читалась сосредоточенность профессионалов, понимающих важность происходящего.
Она начала с того, что представила меня.
— Питер с нами недавно, — сказала она, — он участвовал в нашей работе последние месяцы, он напишет о ней.
Мы никогда прежде не обсуждали с ней такую возможность.
У меня возникло ощущение, что за время, проведённое вместе, она утратила понимание того, где кончается она и где начинаюсь я. Что она ведёт себя так, будто может распоряжаться мной так же, как и собой.
— У меня теперь другая должность — просто «профессор», а не «профессор с особыми полномочиями», — сообщила она.
Это сообщение вызвало аплодисменты, значение которых я сначала не понял. Лишь спустя несколько минут я сообразил, что это реакция на её академические достижения, на изменение её научного статуса.
— Я встречалась с руководством университета, — продолжала она, — с Советом по науке и с ключевыми фондами: наше базовое финансирование увеличивается на триста процентов. И «Science», и «Nature» приняли к публикации наши первые статьи о сканировании.
На сей раз аплодисментов не было. Но присутствующие в зале как-то ещё больше сосредоточились.
— Мы добились значительных успехов. Пора понемногу выходить в публичное пространство.
Она поднялась и встала позади одной из ассистенток, и положила руки ей на плечи.
— В детстве я встретила Нильса Бора. Он показал мне, что когда мы палочкой упираемся в поверхность…
Она взяла карандаш и приставила его кончик к закруглённой кромке стола.
— …нам кажется, что рука касается поверхности — вне нашего тела. Как если бы в карандаше были нервные окончания. Точно так же мы воспринимаем встречи с другими людьми — как будто они происходят вне нас.
Она сделала пару шагов в сторону и встала за спиной другой ассистентки.
— Хенриетта проведёт сто сканирований студентов университета.
Она сделала ещё шаг и оказалась позади Кабира.
— Кабир проведёт пятьдесят сканирований подростков, которые учатся в седьмых классах. На прошлой неделе я получила от Совета по этике согласие на сканирования детей и молодёжи. Мы с Питером предложим группе из сорока психиатров и ведущих психологов пройти сканирование.
Продолжительные аплодисменты. Она умерила их, словно взмахнула дирижёрской палочкой.
— Очень странное чувство. Только мы, небольшая группа, мы и ещё наши сотрудники, работающие в этом корпусе, обладаем всей информацией. Сейчас мы, так сказать, находимся в состоянии невесомости: через несколько дней некоторые аспекты проекта станут известны общественности, и мы станем объектом притяжения средств массовой информации. Но пока что кроме нас никто не располагает этими сведениями. Пока только мы знаем, что благодаря нашим усилиям нейропсихология значительно продвинулась вперёд. Настолько, что впервые в мировой истории можно начать строго научную дискуссию о том, что такое сознание.
Она на секунду остановилась.
— Я всегда пыталась избегать преувеличенного страха перед будущим и преувеличенных надежд на него. Но сейчас мне кажется, что проделанная нами работа и то, что у нас пока ещё впереди, решительным образом изменит это будущее.
Я смотрел на лица сидящих за столом. Они не сводили глаз с её губ. Она полностью их контролировала. В эту минуту они были совершенно счастливы.
Я взглянул на неё. Два раза в жизни я видел её такой. Много лет назад, в зоопарке, когда слон поднял её к себе на спину, и она сверху смотрела на всех окружающих. И ещё раз — на следующий день, в бочке, когда она сказала, что мы можем изменить мир.
Меня это испугало. Меня это испугало тогда и испугало сейчас.
Собрание закончилось. Но присутствующие не хотели расходиться, они обступили Лизу и её ассистентов. Я протиснулся сквозь толпу и в дверях нагнал охранника.
Конечно же, он не был простым охранником, я это понял, пока сидел напротив него последние пятнадцать минут, он был сотрудником службы безопасности — то ли полиции, то ли университета.
— У меня есть вопрос, — сказал я, — нельзя ли мне получить список тех, кто работает в здании?